О гостеприимстве традиционных народов

Гостеприимством индейцев пользовал­ся и печально знаменитый Фернандо Кортес — вождь од­ного из местных племен «угостил его роскошным обедом, к которому были поданы дичь, рыба, пироги, мед и фрук­ты». Сопровождавшие его солдаты получали необходимую провизию столько времени, сколько находились в дере­не. Порой старинный обычай становился крайне обреме­нительным для индейцев, ведь испанцы передвигались по территории большими отрядами. К тому же, пишет Морган, туземцы очень быстро отметили «необычайное обжорство белых, уничтожавших примерно в пять раз больше пищи, чем любой индеец».

К моменту прибытия в Америку европейцев, отмеча­ет Морган, «гостеприимство было среди ирокезов прочно укоренившимся порядком. Если кто-нибудь входил в дом индейца в любой индейской деревне, будь то односельча­нин, соплеменник или чужой, женщины дома обязаны бы­ли предложить ему пищу. Пренебрежение этим было бы невежливостью, более того, обидой... Когда среди амери­канских индейцев появились европейцы, закон гостепри­имства распространился и на них. Эта характерная черта варварского общества, в котором пища являлась главным жизненным интересом, представляет собой замечатель­ный факт». По свидетельству участников одной из первых экспедиций по Северной Америке в 1584 году, по прика­зу вождя им обычно присылали «каждый день уток, кро­ликов, зайцев и рыбу, иногда дыни, лесные орехи, огурцы, горох и различные коренья...». Однажды они оказались в доме вождя в его отсутствие. Жена вождя немедленно «предложила нам сесть у пылающего огня. Затем она взяла нашу одежду и вымыла ее, а нам предложила вымыть но­ги в теплой воде. Она делала все возможное, чтобы все бы­ло в порядке и чтоб снабдить нас продовольствием. Когда мы обсушились, она ввела нас во внутреннюю комнату и предложила нам сесть на стоящую у стены длинную скамью. Нас угощали пшеничной кашей... оленьим мясом и жареной рыбой. Затем нам подали сырые дыни, вареные коренья и разные фрукты. Для питья употребляется кипя­ченая вода с имбирем и настойка целебных трав. Нельзя представить себе более радушный и гостеприимный на­род».

Морган указывает на две причины распространенно­сти обычая гостеприимства среди индейских племен. Во-первых, «существование общих запасов, дающих средства для его применения», а во-вторых, то, что советские пере­водчики 1930-х годов назвали «коммунистический строй жизни». Сейчас перевели бы как «общинный». То есть речь идет о том строе, который классики марксизма поз­же обозначили как «первобытный коммунизм», древней­шую стадию в развитии человечества, иначе именуемую первобытно-общинным строем. Таким образом, гостепри­имство зародилось в тех условиях, когда вся добытая пища была общей и распределялась между всеми членами об­щества, в котором отсутствовала частная собственность. Это, правда, не объясняет кормление чужаков и неодушев­ленных предметов, что было вызвано метафизическими мотивами — желанием поддержать жизнь во всем сущем и необходимостью отблагодарить высшие силы (тех, кого позже нарекут богами) за посланную людям пищу.

Существовала и эгоистическая подоплека — накор­мишь ты, накормят и тебя, но чаще всего в своем класси­ческом виде обряд гостеприимства в форме кормления — древнейшее символическое действие единения всего сущего и поддержания мира среди живущих на земле. 

Не случайно порой гостеприимство шло вразрез с логикой и разумом, когда отдавалось последнее или когда кормле­ние было против воли и желания кормящегося.

Отказ гостя от еды — преступление, грех, беда, причем не меньшие, чем отказ гостю в еде. В шумеро-аккадской мифологии, древнейшей из известных по письменным па­мятникам, есть характерный эпизод: один из героев ми­фологии, Адапа, оказывается в чертогах главного шумер­ского бога неба Ану. Тот предлагает ему хлеб жизни и воду жизни, от которых Адапа из боязни быть отравленным от­казывается, теряя таким образом возможность бессмер­тия, причем не только для себя, но и для всего людского рода, и изгоняется назад на землю.

Христианство поддерживает ту же идею: Господь по­сылает учеников своих в мир и дает им напутствие — не брать с собой ничего, не сомневаясь, что они будут на­кормлены и напоены, если будут чтить древнюю тради­цию: «В какой дом войдете, сперва говорите: мир дому се­му. .. В доме же том оставайтесь, ешьте и пейте, что у них есть... И если придете в какой город и примут вас, ешьте, что вам предложат...» (Лк. 10:4—8).

Два примера из истории русских путешествий по Сибири в начале XIX века. Ф. П. Врангель попал в гости к юкагирам: «Престарелый зажиточный юкагирский стар­шина Коркин радушно пригласил нас к себе в дом и уго­стил всем, что только у него было лучшего, т.е. сухой оле­ниной и оленьим жиром, довольно старым и сохраняемым в пузырях. С редким добродушием Коркин безвозмездно угощал таким образом всех проезжающих. При всеобщем недостатке и неизвестности, будут ли еще удачны оленья охота и рыбная ловля, такая щедрость покажется неумест­ной, даже безрассудной, но в ней-то именно и состоит ис­тинное гостеприимство, равно отличающее народы, жи­вущие от Москвы до Камчатки и от Кавказа до Ледовитого моря. Здесь, особенно между кочующими племенами Сибири, сохранилась еще сия истинно патриархальная добродетель, побуждающая хозяина с редким самоотвер-жением уступать гостю первое место и лучший кусок» .

Сподвижник Ф. П. Врангеля и однокашник А. С. Пуш­кина по Лицею Ф. Ф. Матюшкин оказался в гостях у чук­чей, чье гостеприимство стало значительным испытанием для отважного путешественника: «Леут, один из богатейших и почетнейших старшин, пригласил меня к себе, и я радовался случаю узнать внутреннюю семейную жизнь чукчей, но когда я, по наставлению и примеру гостепри­имного хозяина, вполз вышеописанным образом под по­лог, то проклял свое любопытство. Можно себе предста­вить, какова атмосфера, составленная из густого вонючего дыма китового жира и испарений шести нагих чукчей!.. Окончив, свои занятия, хозяйка принесла в грязной де­ревянной чашке вареную оленину, без соли (чукчи, как вообще все кочевые народы, не употребляют и не любят соли. — А. П.), и, прибавив к тому порядочную порцию по­лупротухлого китового жира, ласково пригласила меня за­кусить. Дрожь пробежала по моему телу при виде такого блюда, но я должен был, чтобы не обидеть хозяина, про­глотить несколько кусков оленины. Между тем с неверо­ятным проворством хозяин мой руками набивал себе рот мясом и китовым жиром, превознося ломаным русским языком необыкновенный дар своей жены приготовлять китовый жир так, что он именно получает необходимую приятную степень горечи».

Анна Павловская. Кухня первобытного человека. М., "Ломоносов", 2015 г., с. 96-100.