English Deutsch
Новости
Мир антропологии

Как популяризация науки повлияла на учёных?

В чём заключается положительная роль популяризации науки (если она вообще существует)? В поисках ответа на этот вопрос, я провел небольшой опрос среди членов научного сообщества. Каждого участника опроса я просил ответить в свободной форме: «Как на ваше становление как учёного повлияли научно-популярные книги, журналы, фильмы? Повлияли ли? Может быть, повлияло что-то другое?» В опросе принял участие 41 человек, в том числе 22 доктора наук. Публикую результаты.  

Я сгруппировал варианты ответов в виде таблицы:

Что повлияло на становление
учёного?

Число назвавших этот вариант:

Научно-популярные книги

29

Научно-популярные журналы

20

Научно-популярные фильмы, передачи

9

Детские научно-популярные книги

8

Фантастическая литература

8

Кружок

7

Семья

6

Музей, выставка, планетарий

5

Энциклопедии, справочники

5

Лженаучная литература, фильмы

4

Науч-поп не по той теме, которой я потом стал заниматься

4

Биографическая литература

3

Лекции

3

Школа

3

Научпоп не повлиял (или почти не повлиял)

3

Приключенческая литература

2

Мемуарная литература

1

Учебники

1

Историческая беллетристика

1

Приключенческое кино

1

Музыка

1

Художественные фильмы про учёных

1

Картинки в научпоп альбомах

1


Далее я привожу ответы участников опроса полностью.


1. Дмитрий Беляев, специалист по доколумбовой Мезоамерике, к. и. н.:

Я заинтересовался Мезоамерикой, прочитав перевод на русский язык популярной книги Деметрио Соди «Великие культуры Мезоамерики»

У меня этих примеров на час как минимум на видео ))) https://youtu.be/FjosFDCnLGg

А понял, что надо заниматься профессионально, прочитав научно-популярную книгу Валерия Ивановича Гуляева «Древние майя: загадки погибшей цивилизации».

Из различных научно-популярных книг я узнал про Кнорозова и его дешифровку.

И поэтому решил уже узко заниматься иероглификой майя.


2. Михаил Гельфанд, биоинформатик, д. б. н., к. ф.-м. н.:

Повлиял, конечно. Я любил Мартина Гарднера (хотя задачи, как правило, не делал, а сразу читал ответы), книги по биологии (для маленьких - от «Лесной газеты» Бианки и «Земли солнечного огня» Гладкова до книг Плавильщикова и Халифмана; Даррел, естественно; многотомные «Жизнь животных» 40-х годов в коричневых переплетах и «Жизнь растений»; позже - Тинберген и Лоренц; еще разглядывал картинки в сборниках «Молекулы и клетки» - это переводы статей Scientific American - не очень даже их понимая), позже - лингвистические (в т.ч. учебники общего языкознания, которые тоже не вполне понимал). Вот в результате этого смешения и получилось то, чем я всю жизнь занимаюсь - биоинформатика. (А минералогия по Ферсману осталась только в виде непреодолимой любви к правильным кристаллам и, внезапно, курса комбинаторики многогранников для старшеклассников на летних школах).


3. Станислав Дробышевский, антрополог, к. б. н.:

На 100% повлиял.

В детстве у меня была книжка «Палеонтология в картинках», так что лет с 5 я знал, что буду палеонтологом и буду изучать динозавров.

И всё детство я читал научно-популярные книги. Много их было.

Оттуда я всё и знаю, что знаю.


4. Владимир Емельянов,
востоковед, шумеролог, к. и. н., д. филос. н.:

Научно-популярные фильмы и журналы никак не повлияли. Наибольшее влияние оказали полумемуарные-полунаучные книги востоковедов: И.Ю.Крачковский «Над арабскими рукописями», Т.А.Шумовский «Воспоминания арабиста», В.М.Алексеев «Наука о Востоке». На первом курсе университета я прочел научно-популярную  книгу Сетона Ллойда «Реки-близнецы», и с этой книги начался мой интерес к ассириологии и шумерам.

Сетон Ллойд копал доисторический Ирак и был крупным знатоком раннешумерских святилищ и городов. 

Добавлю, что на мой интерес к Востоку повлияли биографические книги из серий ЖЗЛ и Научно-биографическая литература. Они дали мне очень много. Ведь в серии ЖЗЛ были уже книги о Бируни и Омаре Хайяме [ссылка].

Своим интересом к истории науки и научным биографиям я обязан книгам Г.П.Матвиевской об учёных исламского мира и книгам о петербургской науке Н.М.Раскина, которого я знал в детстве

5. Евгений Гиря, археолог-экспериментатор, к. и. н.:

Книги и журналы на моё решение заниматься археологией повлияли, безусловно, но читал я редко и мало, а от учёбы старался отлынивать.


6. Артур Чубур, археолог, к. и. н.:

Безусловно научно-популярные издания и фильмы повлияли на мой выбор основного дела жизни, причем это были не только книги и фильмы, как-то связанные с палеонтологией и археологией. В школьные годы я параллельно был очень увлечен также физикой и астрономией (и на уровне увлечения до сих пор и им верен и слежу за научными новостями). Поэтому влияние на меня оказали «Очерки о Вселенной» Воронцова-Вельяминова, «Занимательная физика» Перельмана, книги Феликса Зигеля (после я узнал, что этот ученый был одновременно страстным уфологом, но я был сражен его книгами по астрономии). Что до палеонтологии, то со школьных лет и по сей день образцом научно-популярных работ служат для меня «Почему вымерли мамонты?» и «Записки палеонтолога» Николая Кузьмича Верещагина, с которым позднее я имел возможность и счастье личного общения в стенах Зоологического института и на конференциях. Наверное не удивит, что в школьные годы я постоянно читал журналы «Техника - мололдежи», «Юный натуралист», «Юный техник», «Земля и Вселенная», «Наука и жизнь» и «Химия и жизнь» - тогда была возможность выписывать их относительно недорого (с нынешней ситуацией просто несравнимо). Что же до археологии - неизгладимый след на моем сознании оставил местный курский автор археолог и краевед - Юрий Александрович Липкинг. Его книги «О чем рассказывают курганы» и «Далекое прошлое соловьиного края» стали моей стартовой площадкой в археологии - именно после их прочтения я сумел еще школьником попасть в Авдеевскую экспедицию МГУ и ЛОИА к М.Д. Гвоздовер и Г.П. Григорьеву. Как-то так с началом. Прошу прощения за некоторое занудство.


7. Булат Хасанов, специалист по радиоуглеродному анализу, к. б. н.:

Думаю, что научно-популярные книги и статьи на меня повлияли, конечно. Я с раннего детства хотел стать биологом и сначала рассматривал картинки в «Жизни животных», а потом и читать стал. Родители выписывали мне «Юнный натуралист», а себе «Науку и жизнь» и «Природу», куда я тоже заглядывал. Но каких-то особенно ярких впечатлений, которые можно было бы сформулировать как «Вот эта книга оказала на меня огромное воздействие», нет. Может быть потому, что я ещё ходил в биологический кружок при Дарвиновском музее. Там мы с самого начала пытались делать какие-то самостоятельные работы более-менее научного плана. Так что меня не пришлось завлекать и агитировать. А сейчас научно-популярная литература для меня может быть даже важнее, чем в детстве и юности, и я с большим удовольствием читаю Маркова, Докинза, Казанскую и многих других! Ваш сайт и elementy.ru просматриваю регулярно.


8. Константин Лесков, биолог,
Ph. D.:

Сначала впечатление произвели научно-популярные повести для самых маленьких из «Мурзилки»: А. Семенов «Путешествие туда и обратно. Научно-фантастические сны», Г. Остер «Петька-микроб», серию К. Булычева про Алису. Особенно понравился эпизод про манипуляции генами с целью создать гибрид комара и гуся.

Две очень значимые книжки Л.Сикорук «Физика для малышей» и Житомирский В.Г., Шеврин Л.Н. «Геометрия для малышей» до сих пор использую как справочный материал.

Одновременно зачитывался «Детской энциклопедией», 1-е издание, 1950-60х годов и «Энциклопедическими словарями юного техника, математика, географа-краеведа, etc.»

Из журналов: «Наука и жизнь», «Техника-молодежи». В «Науке и жизни» в 1987, кажется, году прочитал рекламу Всесоюзной Заочной Биологической школы (биологическое отделение) при МГУ «Хотите стать биологом?» Написал ответы на вступительное задание. Меня приняли. Стали присылать методички с задачками. Эти книжки, составленные преподавателями биофака МГУ, лучше всего систематизировали мои знания и сформировали образ мышления. Наряду с задачками и методичками, были лекции на очных сессиях. Очень запомнилась лекция Сергея Менделевича Глаголева про только что открытые тогда молекулярные механизмы морфогенеза у дрозофилы путем градиентов мРНК. 

На мой взгляд, Сергей Менделевич Глаголев - лучший учитель биологии в России на сегодняшний день. Он мне очень хорошо вправил мозги по молекулярной биологии и теории эволюции. 

Из других научпоп книжек, которые читал в старших классах, упомяну:
Хьюбел Дэвид «Глаз, мозг, зрение»
Э.Рис, М.Стернберг «Введение в молекулярную биологию. От клеток к атомам».
Ф. Блум, А. Лейзерсон, Л. Хофстедтер «Мозг, разум и поведение» 

Остальное - учебники. Ничто так не просвещает, как «Биохимия» Ленинджера.

Парочка курьезов вдогонку.

В детстве зачитывался книжкой «Мир вокруг нас», составитель Е.В. Дубровский, 1979 г. Там были беседы обо всем от астрономии до антропогенеза. В главе «Как возникла жизнь» есть такая фраза:

«.. недалеко то время, когда в лабораториях ученых появятся первые крохотные живые клетки.» 

Очень захотелось быть ученым, у которого в лабе синтезирована первая живая клетка.

Другой курьез. В начале 1980х меня услали в пионерский лагерь им. Гагарина под Барнаулом. Там была библиотека, и я стал единственным ее читателем за смену. Нашел книжку О.Б. Лепешинской « У истоков жизни». На красной обложке - микроскоп на фоне ГЗ МГУ. Автор - еще большая лысенковец, чем сам Лысенко. Описывает, как она, больными от непрерывного микроскопирования глазами, открыла происхождение клеток куриного эмбриона. По ее словам, гранула желтка заплывала под зародышевый диск и превращалась в клетку. 

Тогда я еще не знал, что это все бред, и такой простой механизм произвел на меня большое впечатление. Я попросил бабушку купить мне детский микроскоп в ларьке «Союзпечать» у вокзала. Увеличение было 40х. Потом еще один - 60х. Самозарождения клеток из желточных гранул не обнаружил. Зато научился делать микрофотографии и наблюдал кучу разной живности - сувоек, коловраток, развивающихся науплиусов мелких рачков. Так что, несмотря на откровенную ахинею, книжка Лепешинской тоже помогла мне с выбором биологии как профессии.


9. Алексей Кондрашов, генетик, к. б. н.:

Фильмов не смотрел, журналы какие-то читал - но ничего не помню. Книги тоже помню смутно - возраст, наверное, сказывается. Была, помню, популярная книга про химию «9й знак». Ну и как Даррелл зверей мучил.


10. Клим Жуков, военный историк:

Удивительно, но вообще никак.

Для меня 100% определяющим стало посещение рыцарского зала Гос Эрмитажа в 4 года.

С тех пор, я ходил туда часто, как и в Артмузей, ГИМ и Оружейную палату.

И чем больше я ходил, тем больше я хотел изучать вот это вот всё. Читать я начал сразу не научпоп, а науч. Кирпичникова, Медведева, Худякова, Арциховского. Мама страдала. Это всё было не купить за редким исключением. Приходилось ей ходить в Публичку и БАН и таскать мне это всё)))


11. Борис Штерн, астрофизик, д. ф.-м. н.:

Конечно повлияли. Первой была кажется «Занимательная астрономия» Перельмана. Я изучал ее лет с шести. Потом переключился на замечательную книгу «Наука о небе и земле» Е.Игнатьева (1912 год издания). Она досталась мне от деда, которого я не застал в живых. Это великолепная книга, написанная прекрасным языком (до этого Игнатьев написал цикл популярных книг по математике). Я ее перечитывал в зрелом возрасте и был поражен тому, что в книге практически нет ляпов, если смотреть с высоты нашего времени. Что было неизвестно - так и подается, как неизвестное. Перечисляя все возможные источники энерговыделения Солнца, автор отметает один за другим и остается с предположением, что это возможно как-то связано с недавно открытой радиоактивностью. Это самое начало 20 века! В старших классах на меня сильно повлияла книга Вольдемара Смилги про физику частиц – из-за нее я пошел в соответствующую группу на Физтехе, правда потом всё равно потянуло в астрофизику, большая часть работ у меня связана именно с ней.

 
12. Алексей Бондарев, палеонтолог:

Становление человека как ученого, исследователя, с одной стороны, происходит до седин и лысин, а с другой всё самое важное происходит за школьные годы: если уже поступил в вуз с выходом на научную специализацию, то поздно метаться, всё, амба. Так что научпоп продолжает влиять и сейчас, но самое важное было прочитано и просмотрено до зарастания швов на костях. 

Раннее и большое впечатление оказал попавший в руки учебник Общей биологии Полянского: надолго в память врезались биохронологические циферблаты на форзацах, ряды переходных форм, сложная машинерия живой клетки и пищевой цепи океана. Сильно, долго и систематически влияли научно-популярные журналы: «Юный натуралист», «Юный техник», «Наука и жизнь» (в меру понимания). После читал разнообразные книги советских лет издания - дело происходило в 90-е. Так до дыр была зачитана книга «Развитие жизни на Земле» Н.Н. Иорданского, "Живое прошлое Земли". М.Ф.Ивахненко, книги И.М.Яковлевой и многие другие по биологии, географии и истории. Биологическая струя оказалась сильнее и постепенно перетянула внимание. Параллельно стали появляться и переводные познавательные книги, но они не дотягивали до перечисленных. 

Из художественной литературы повлияли Жюль Верн, Жозеф Рони-старший, Артур Конан Дойль. Когда я позволял себе роскошь перечитывать книги, у них был самый внушительный счет.

 
13. Вадим Трепавлов, историк, д.и.н.:

Научпоп. книги и журналы, конечно, повлияли на интерес к изучению мироустройства. Но главным толчком к занятиям именно историей пробудила историческая беллетристика. Настоящим «пинком» в будущее профессиональное исследование кочевников, тюркологию и монголоведение стали романы Василия Яна «Чингиз-хан» и «Батый», прочитанные в 6-ом классе. Последняя часть его трилогии - книга «К последнему морю» - попала мне в руки гораздо позже и уже не произвела такого впечатления, как первые две.

 
14. Елена Наймарк, биолог, д. б. н.:

Во время нашей молодости научно-популярных книг было очень мало. Их можно было по пальцам пересчитать - Акимушкин, Плавильщиков... и все?! Но у меня был еще откуда-то взявшийся один том Брема 1903 года, со старыми буквами и потрясающими картинками. Чтобы посмотреть картинку, нужно было сначала отлистнуть тонкую папиросную страничку, сквозь которую немножко просвечивали настоящие цветные изображения чего-то фантастического. Этот том я, наверное, выучила наизусть - как будто подсмотреть в щелочку на волшебный неведомый мир. Думаю, что этот том послужил своего рода затравкой для выбора пути. А потом мне попалась старая тоненькая книга Опарина «Происхождение жизни и ее развитие» (может, название звучит как-то иначе, я уже забыла) о зарождении жизни и коацерватных каплях. Именно с ней для меня открылась стройность биологической науки, которая способна объяснить самое сложное. И тогда - а это было в 10м классе - я решила стать биологом. 
Примерно так.


15. Александр Козинцев, антрополог, д. и. н.:

Пытаюсь вспомнить, как заинтересовался археологией... увлекших меня фильмов и журналов не вспоминаю, но «Боги, гробницы, ученые» Курта Керама до сих пор занимают почетное место на моей полке. Как и «Античное искусство» с дарственной надписью Александры Ильиничны Вощининой - «Самому младшему из моих учеников. Желаю успехов в науке». Вообще-то я не был ее учеником, но мне вместе с еще одним мальчиком было поручено пылесосить танагрские терракоты в запасниках Эрмитажа. Археологический кружок в Эрмитаже, а дальше уже кафедра археологии. Об антропологии и вообще о биологии я в детстве не думал, а все-таки почему-то любимым предметом в школе была биология.


16. Светлана Боринская, генетик, д. б. н.:

Повлияли книги, которые я прочла в школьном возрасте: В.А.Полынин «Мама, папа и я» (1967), В.Н.Сойфер «Арифметика наследственности», Б.М.Медников «Дарвинизм ХХ века», Справочник по химии (в нем были приведены структурные формулы нуклеотидов, которые я в полном восторге попыталась вылепить из пластилина и долго потом ими любовалась, складывала в двойную спираль), Большая советская энциклопедия (видимо, второе издание, в статье о генетике клеймили вейсманистов-морганистов, вызывала у меня жуткое возмущение), книги серии Эврика о биологии, физике, теории вероятности. Еще большое влияние оказали книги Владимира Леви «Я и мы», «Искусство быть собой» - рассказы о том, как изучают тайны мозга и поведения, были для меня увлекательней детективов. 

Большое влияние оказал журнал «Химия и жизнь», я его читала взахлеб. И «Наука и жизнь», там я решала задачки психологического практикума, включая рисунки про инспектора Варнике.

Но до научно-популярных книг я читала научную фантастику - прочла все, что было в доступных библиотеках. Азимов, Кларк, Лем, Стругацкие, Саймак, Каттнер, Хайнлайн и т.д. А еще до этого - Конан Дойль, рассказы о Шерлоке Холмсе. И еще раньше, в 3-м классе, «Граф Монте-Кристо» Дюма. Аббат Фариа произвел на меня огромное впечатление, я пыталась найти кого-либо подобного, у которого можно все узнать, но не успешно. Книги, а потом учеба в университете, а потом научные статьи заменили его.

В школе я успела позаниматься логикой, булевой алгеброй и началами программирования. Это тоже было очень важно.

То есть последовательность формирования интересов была примерно такая: в 9 лет - «Граф Монте-Кристо». Толстенный двухтомник про графа я прочла за три дня, простудилась и не ходила в школу, велено было соблюдать постельный режим. Я лежала и читала с утра до вечера. Аббат Фариа с его фантастической эрудицией, который понимает причины событий и учит Эдмона Дантеса всему, что знает, меня впечатлил - я тоже хотела так знать и уметь. Затем фантастика с ее мирами, построенными на достижениях науки. Затем знакомство с тем, как устроена наука и как она познает мир, развитие логического мышления. К этому моменту я уже твердо знала, что хочу заниматься наукой и добывать знания о том, как устроен мир. А в мире меня более всего интересовал человек - как он устроен. В старших классах я читала уже не научно-популярную литературу, а вузовские учебники по математике, молекулярной биологии, анатомии и физиологии.


17. Юрий Берёзкин, историк, археолог, д. и. н.:

На выбор профессии повлияла мексиканская выставка, которая была в Эрмитаже году в... не помню, наверное в самом конце 50-х - начале 60-х. Что же касается популярных книг, то сильно повлияли Арсеньев с Обручевым. В «Дебрях Уссурийского края» была одной из самых любимых, равно как и «Золотоискатели в пустыне». Но это когда мне было лет 8-10. Также пересказ Успенского «Аргонавтов» и «12 подвигов Геракла» - когда было лет 6-7, еще до школы. Но это не совсем популярная литература в нынешнем смысле. Не помню чья, была замечательная книжка про путешественников с главой про Вамбери. Другой бы бросился турецкий с персидским учить, но мне тогда такое и в голову не приходило, я и английское-то свое первое слово Day узнал лишь в 5-ом классе, как и большинство советских школьников. Хорошо хоть латиницу знал. В общем у меня никогда не было сомнений, что надо заниматься наукой и ничем больше - другое дело какой и как (не физикой, понятное дело - математики боялся). Выбор конкретной темы и представление о том, как ею надо заниматься, растянулся на десятилетия и происходил уже не под влиянием популярной литературы. 

Кстати, этот мой стишок как раз по поводу той книжки Успенского: 

У эллинов на это право, а я Кавафису не ровня,
Надеясь на уменье плавать, забуду даже то, что помню.
Не у Коринфского залива – вдоль лужи мелкой, пресноводной
Колышет ветер ветки ивы, но и оливы не свободны.

Где берег? Подойти бы ближе, ведь волн морских почти не слышно,
Медея первых детских книжек уходит в ночь, откуда вышла.
За сценой бронзового века луной подсвечена кулиса,
И вещи – мера человека, и дрозд темнее кипариса.

С меандром дружат лишь кратеры, лекифы, куросы и коры,
Титаны допотопной веры, что горы ставили на горы.
Есть в театре темном и старинном трагикомическая маска:
Надень и станешь гражданином – фиванцем или же пеласгом.

Но детство уходить не хочет и бьется серой перепелкой,
И как не вспомнить ближе к ночи царя из города Иолка.


18. Лев Клейн, историк, археолог, д. и. н.:

По моей основной профессии, пожалуй, не повлияли. А вот по смежным и прочим дисциплинам популярные статьи (в таких журналах, как «Знание - сила») расширяли кругозор и делали это быстрее, чем обращение к чисто научным книгам. 

 
19. Иван Семьян, археолог, реконструктор:

Впервые мысль о том, чтобы стать археологом, пришла ко мне очень рано, лет в 7, после просмотра фильмов об Индиане Джонсе и «Доспехи Бога» на VHS. С этого времени появился устойчивый интерес к «тайнам прошлого». Родители покупали мне много красочных исторических энциклопедий, которые я с удовольствием читал. В 12-16 лет оформился более осознанный интерес к истории, любимой темой были Средние века. Я увлекся темой рыцарства, поочередно интересовался турнирами, классическим средневековьем, ранним и, наконец, добрался до эпохи викингов и Древней Руси. К этому времени уже читал научные монографии, любил смотреть документальные фильмы об истории. В целом очень нравились научно-популярные журналы о науке и путешествиях, такие как GEO, телеканал National Geographic и прочее. В 2006 году, на 1 курсе университета создал клуб исторической реконструкции. Я окончил кафедру археологии Челябинского государственного университета, однако изначально я поступал на кафедру дореволюционной истории России, писал курсовую об истории и археологии древних славян и у меня не было окончательного понимания, что я хочу быть именно археологом, а не историком. Значительную вдохновляющую роль в выборе археологической специализации оказала на меня серия фильмов телеканала National Geographic «Perfect Weapon». В фильме проводились испытания реплик исторического вооружения, раскрывался археологический и исторический контекст эпох. Одним из ведущих выступал археолог доктор Стюарт Прайор. Стюарт имел большой опыт в экспериментальной археологии и в юности занимался живой историей эпохи викингов. Пример этого человека очень вдохновил меня и я написал ему письмо. Мы стали переписываться и созваниваться в Skype, а через год Стюарт навестил меня со своей женой, приехав в Челябинск. Мы оказались близки по духу и с тех пор дружим. Мы ездили на наши раскопки эпохи бронзы, вместе посещали музеи Санкт-Петербурга. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что интересные научно-популярные материалы могут оказать большое влияние на выбор молодыми людьми пути занятия наукой. 


20. Алексей Водовозов, военный врач, популяризатор науки:

В моем случае книги-фильмы-журналы были вторичны. Во-первых, их было не так много, из того, что читал запоем, могу вспомнить разве что «А есть ли предел?» (1969) Минионны Яновской - об изобретении антисептиков, вакцин и антибиотиков, о работах Левенгука, Пастера, Флеминга и Ермольевой. И сборник издательства «Наука» - «Популярная библиотека химических элементов» (1983). Во-вторых, у меня было гораздо больше практики - с садиками были проблемы, так что моими игрушками были лабораторные принадлежности, микроскопы, механический счетчик лейкоцитов и прочие интересные вещи на маминой работе (она фельдшер-лаборант), а с отцом-военврачом я несколько раз ездил на учения, видел, как разворачиваются палатки медицинского пункта, копался в укладках, пытался применять на мягких игрушках содержимое хирургических наборов. И это на выбор профессии повлияло куда сильнее.


21. Ксения Степанова, археолог, к. и. н.:

В нежном возрасте (что-то около 10 лет) на меня огромное впечатление произвела «Подводная одиссея капитана Кусто». Члены команды так самозабвенно спасали и изучали природу (а может быть, это заслуга режиссёра), что после каждой серии я буквально рыдала и обещала себе стать учёным.

Чуть позже мне случайно попался научно-фантастический роман (или это повесть?) К.Саймака «Что может быть проще времени», он меня захватил и я начала читать научную фантастику (именно про освоение новых миров, исследования космоса и путешествия во времени), и вопросов с профориентацией уже не было: конечно, эколог на космическом корабле.
Потом я подросла, да и жизнь расставила все по местам и я вместо путешествий в будущее занялась погружением в прошлое :)


22. Александр Очередной, археолог, к. и. н.:

На меня повлиял ВНИИАТ НПО «Аналит прибор»! Там работали мои родители и мой дядя (с папой в одной Лаборатории).Так что это было основным. А также научпоп тех лет - и в первую очередь Ярослав Голованов. Меня к нему очень аккуратно приучили. Но еще и такой формат, как Деникен, конечно. Вообще,такие вещи, как научпоп фантастика (хорошая, не Гаррисон) тоже сыграли роль. Но самое главное - это история, конечно, и увлечение военной историей.

И музыка, конечно.


23. Светлана Бурлак, лингвист, д. ф. н.:

Да, на меня научпоп очень повлиял! Передача «В мире животных», книги Виталия Бианки и  Николая Сладкова, журнал «Юный натуралист»  сильно облегчили мне понимание биологии - если бы у меня не было такого количества знаний о том, как живут животные, я не смогла бы понимать научные статьи по самым передовым областям биологической науки. Из совсем раннего детства едва ли не самое яркое воспоминание - энциклопедия «Жизнь животных», там были такие прекрасные картинки! (И, к слову, такие удивительные слова, которыми назывались эти звери, птицы, рыбы...)  
Книги Льва Успенского «Слово о словах» и «Ты и твоё имя» показали мне, что прекрасное можно найти не только в биологии, журнал «Знание - сила» продемонстрировал возможность связи между разными областями науки. А дальше я уже выросла и стала читать уже настоящие научные работы.


24. Зоя Зорина, этолог, д. б. н.:

Если коротко: мое поступление на биофак было в достаточной степени случайным. следствие одного из многих увлечений - работа в ботаническом кружке в школе. Выбор кафедры ВНД - результат постоянной популяризации павловского учения -  из всех источников, в том числе и выступления сотрудников кафедры.

А вот яркий пример связан с круглым столом  «Антропогенез» несколько лет назад. Это был рассказ Андрея Шаповалова  - сотрудника Дарвиновского музея  (теперь уже бывшего, к сожалению)  о наскальной живописи. Я про нее знала что-то по минимуму, но никогда специально не интересовалась, оставалась совершенно равнодушной. А тут что-то в его рассказах (а он сам видел наиболее поразительные места) меня пробило. И с тех пор  я воспринимаю это явление совершенно по-другому. Знатоком не стала, но эмоционально это теперь мое. 
Ну и, конечно, мой интерес и приближенность к этологии - результат сначала лекций Крушинского в 1970-е гг., в которых он именно популяризировал этологию, которая официально считалась лженаукой. А потом популярные книги Лоренца и Тинбергена, потом Гудолл, которые были изданы у нас отчасти благодаря Крушинскому, приобщили к этой науке не только меня, но многих и многих. Я помню длинный хвост через  весь вестибюль биофака - это в книжном киоске «давали»  кого-то из  этологов. 
Вот, пожалуй, и все.


25. Владимир Сурдин, астроном, к. ф.-м. н.:

Мой интерес к науке и технике пробудила классическая научная фантастика (Жюль Верн, Беляев, Конан Дойл, Стругацкие и др.) и совместная домашняя работа с отцом-инженером. А укрепился этот интерес при чтении научно-популярных книг и журналов. В 7-10 классах я систематически читал журналы «Юный техник», «Техника - молодежи», «Знание - сила», «Моделист-конструктор», «Земля и Вселенная», «Квант». Эпизодически читал журналы «Юный натуралист» и «Природа». Покупал много научно-популярных и научных книг. В те годы лучшие западные книги по естественным наукам переводились быстро и стоили недорого. Учитывая, что интернета в те годы не было, публичные лекции не читались, а ТВ ограничивалось одним-двумя каналами, ориентированными на пропаганду, бумажные издания были единственными источниками информации о науке. 

В конце 7-го класса мои интересы к науке и технике склонились в пользу науки, вероятно потому, что стал побеждать на олимпиадах. В 8 и 9 классах наибольший интерес был к физике. Но открытия тех лет (квазары в 1963 г., реликтовое излучение в 1966 г., пульсары в 1967 г., полеты на Луну в 1969 г.) сместили центр моих интересов к астрономии. Окончательно укрепилось желание стать астрономом наличие в Волгограде, где мы тогда жили, великолепного планетария с астрономическим кружком и превосходным телескопом, на котором мне и моим друзьям-школьникам разрешили проводить наблюдения. 

 

Закончив университет и став астрономом, я познакомился и подружился с некоторыми из тех, чьими усилиями и энергией создавались книги и журналы, кружки и олимпиады, ставшие для меня и моих сверстников ступенями в науку. И понял, что таких людей было совсем не много, и что нередко - в интересах нашего просвещения - они жертвовали своей карьерой (а порой и жизнью, как Кронид Любарский), чтобы открыть нам красоту науки и правду об окружающем мире. Ведь наука - это и есть путь от мифов к истине.


26. Александр Барулин, лингвист, к. ф. н.:

Я человек устный, а не письменный. К занятиям наукой меня привели не научно-популярные книги и журналы, а мои великие учителя, Зализняк и Мельчук. А если я хочу что-нибудь узнать о неизвестной мне области, я консультируюсь со специалистами.


27. Александр Марков, палеонтолог, д. б. н.:

Научно-популярные книги сильно повлияли на мое становление не только как ученого, а вообще. Я учился читать (начиная лет с четырех) по первым томам шеститомной «Жизни животных» под редакцией Зенкевича (последние тома этого замечательного издания тогда еще не вышли). Научно-популярные книги про животных были моим любимым чтением в детстве (например, «Мир животных» Акимушкина, да и всё остальное, что попадалось под руку). Моим первым практическим руководством по «научно-исследовательской» работе (в ранние школьные годы я увлекался изучением водных насекомых) была книга Н.Н.Плавильщикова «Юным любителям природы». Из журналов я читал «Юный натуралист», позже «Науку и жизнь». Я зачитывался книжками не только по биологии, но и по разным другим предметам: от истории до математики. Научную фантастику тоже любил. Так что, можно сказать, большая часть не только моих профессиональных интересов, но и вообще моей личности, ее культурного наполнения, «сделана» из научно-популярной литературы.


28. Жанна Резникова, биолог, д. б. н.:

См. здесь:

http://polit.ru/article/2013/12/14/rezhnikova_about_books/

Могу, пожалуй, добавить, что научно-популярные журналы мне очень нравились в разных
моих возрастах и были полезны: в детстве «Юный натуралист» (брала в библиотеках), а в школе «Наука и жизнь»,  »Знание-Сила», «Химия и жизнь».


29. Мария Медникова, антрополог, к. б. н., д. и. н.:

Как я стала заниматься наукой? Ну, в общем-то, мне очень повезло родиться в семье научных работников :) И одной из первых «детских» книг был «Понедельник начинается в субботу» с замечательными рисунками Мигунова. Книга, я считаю, не столько фантастическая, сколько научно-популярная. Она и сейчас стоит у нас на полке, зачитанная до дыр (хотя моя дочка заботливо ее подклеивала), рядом с новым репринтным изданием. Кроме того, у нас в семье всегда выписывали замечательные научно-популярные журналы: «Знание-сила», «Наука и жизнь», «Химия и жизнь», «Природа». Мне очень нравились статьи Романа Подольного, наверное, они повлияли на мой выбор антропологии. И еще блестящая книжка Натана Эйдельмана про антропонегез «Ищу предка». И, конечно, Джеральд Даррел. По-моему, первое, что я прочитала, еще в ранней школе, были «Гончие Бафута».  Мы с мамой читали ее друг другу вслух и очень смеялись.

Поэтому я не могу сказать, что в какой-то момент на меня снизошло озарение и я решила стать «ученым». Это просто была такая среда обитания.   


30. Леонид Вишняцкий, археолог, д. и. н.:

Да, научпоп повлиял, очень сильно повлиял. Особенно книга Натана Эйдельмана «Ищу предка», прочитанная то ли в 8-м, то ли в 9-м классе. После нее я примерно уже знал, что мне в жизни может быть интересно. А еще раньше, классе в 6-м, была прочитана фантастическая повесть (для детей среднего школьного возраста) «Ыых покидает пещеру», про пионеров, которые пошли в поход в горы и попали к неандертальцам. Совсем не научпоп, но тоже очень увлекла. Помню, у нас в школе даже встречу с ее автором (Лев Белов) проводили.


31. Сергей Попов, астрофизик, д. ф.-м. н.:

Я рос книжным ребенком. Поэтому именно книги и оказали. К тому же, дело было в начале 80-х, когда кроме письменного слова мало что и присутствовало (хотя задним числом я вспоминаю и всякие телепрограммы по астрономии на учебном канале; например, помню программу, которую вел Эдвард Владимирович Кононович; но программа была жестко привязана к школьному курсу, и это казалось не очень захватывающим).

Началось все с Жюль Верна, наверное (тут, правда, могли и фильмы помочь, уже и не вспомню: раньше я прочел про Паганеля и капитана Немо, или увидел). В некотором смысле (см. третью часть «Назад в будущее») Жюль Верн – популяризатор. Он популяризировал именно образ ученого. Тут уместно сравнение, скажем, с доктором Хаусом (или Стартреком). Так что в начале формировалось желание быть ученым. Каким и как – второй вопрос.

Второй вопрос решился, видимо, лет в 12, когда я умеренно долго болел чем-нибудь вроде свинки или скарлатины, а значит, сидел дома, обложившись книгами в кровати (а меня, наверное, чаем с вареньем поили). И прочел более-менее все тома детской энциклопедии (у меня было старое издание такого «брезентового» цвета). Ну не все, разумеется. Про общественные науки и еще что-то ура-коммунистическое читать было невозможно (хоть я и был честным пионером, практически всем ребятам примером). Но выбирая между физикой, химией, математикой, динозаврами (!) и астрономией, выбралась астрономия. И вот тут началось.

К счастью, несмотря на достаток семьи «не выше среднего», на книги родители мне всегда давали деньги. Поэтому где-то с 6 класса (лет с 12-13) домашняя библиотека начала усердно пополняться научно-популярными книгами. Библиотечка «Кванта», серия ПНТП (именно она мне больше всего нравилась)….  В моей жизни очень большую роль сыграла книга Павла Амнуэля «Небо в рентгеновских лучах». Вот тут я прямо понял, чем мне интересно заниматься и в смысле узкой специализации, и в смысле подхода (решать загадки «что же это такое наблюдается», к примеру, ровно в таком ключе была сделана работа про сжимающийся белый карлик).

Много книг покупалось в букинистических магазинах (помню пару примерно рядом находящихся магазинов на Ленинском проспекте). Т.е., книги-то там были в том  числе и умеренно свежие, но многие из них было не так уж просто найти новыми в обычных книжных, а кроме того (вопреки сложившимся образам) в небольших библиотеках (школьной, детской и т.д.) найти много хорошего свежего науч-попа было не так уж просто.   Тем более, если книгу вы прочитываете за день, и насытить такой голод непросто.

В основном вспоминаются книги отечественных авторов, но были и хорошие переводные книги. Причем разного уровня: от совсем простых «про все сразу» (на уровне школьного учебника, примерно. Кстати, учебник Воронцова-Вельяминова был, мягко говоря, так себе с точки зрения «узнать об устройстве вселенной» - т.е. с точки зрения астрофизики) до уже профессиональных. Кажется, что профессиональных было больше.

Важной книгой была «Физика космоса». Это небольшая энциклопедия – коллективный труд в общем-то всех ведущих (а их было много) отечественных астрофизиков (в первую очередь теоретиков): Зельдович, Сюняев, Грищук, Новиков, Каплан, Пикельнер…. Даже страшно перечислять, т.к. всех не назовешь, и обязательно не включишь в краткий список всех известных (ну еще чуть-чуть: Березинский, Надежин, Дорошкевич, Сагдеев, Бисноватый-Коган, …. – нет, всех все равно не перечислить). Книгу тоже было трудно найти. Тираж 70 000 экземпляров (это у второго издания). И стоила она 5 руб. 40 коп. Т.е., 108 поездок на метро, или 18 простых студенческих обедов, или 60 порций мороженого. Одну я все-таки смог купить (возможно, также в букинисте, уж и не помню), а еще одну потом выдали как призеру городской олимпиады по астрономии. Книга была практически настольной. Эдакая замена интернета для середины 80-х: ищешь что-то по астрофизике – посмотри в начале в «Физику космоса». Сейчас я понимаю, что книга немного странная: она слишком научная для широкой аудитории, и довольно простоватая для узких специалистов. Но для меня (и, видимо, для других посетителей астрономических кружков – и руководителей кружков, -  и учеников физ-мат школ, собирающихся стать астрофизиками-теоретиками) это было именно что идеально. Потом уже и будучи студентом, и преподавая в школе, постоянно к ней обращался. Хотя не исключаю, что и профессиональные ученые ею пользовались, если надо было что-то быстро посмотреть по смежной области, или просто склероз.

Так же выписывалось много научно-популярных журналов (опять же, советский дефицит не позволял выписывать все, что хотелось, да и было это не супердешево). «Земля и вселенная» (дышащая последние лет 20 на ладан), «Квант». Потом – «Химия и жизнь» (которую большинство любило вовсе не за химию; например, так едва ли не впервые печатался Пелевин, а уж какие иллюстрации!). Также была отличная серия брошюр общества «Знание». Мне очень нравился формат – где-то 64 страницы. Это и не книга (а потому посвящена довольно узкой теме), и не статья (поэтому удается тему раскрыть очень полно). Такого формата сейчас тоже нет по форматным соображениям (подписка отсутствует, в книжном магазине не продать, и с экрана такой лонг-лонг рид никто читать не станет).

Кроме астрономического кружка я, разумеется, ходил на лекции в Планетарий. С точки зрения информации это вряд ли было для меня важно. Но с точки зрения каких-то ощущений – весьма (поэтому, к слову, детей надо водить или отпускать на научно-популярные лекции, несмотря на интернет и всякие научно-популярные фильмы и книги). Самым ужасным было попасть на лекцию, куда скопом привели пару классов вместо уроков астрономии (сейчас сам стараюсь отказываться от лекций, куда «в обязаловку» свозят несчастных школьников, последний раз такую читал как раз в планетарии, в Ярославле). Кстати, у меня в хорошей московской физмат школе в конце 80-х астрономии не было. Уроки под физику-математику, наверное, уходили (о чем я, разумеется, не жалею).  Зато потом в этой же (548-й) школе я сам астрономию и преподавал.

Своего будущего научного руководителя (Владимира Липунова) я тоже к моменту поступления на физфак знал по научно-популярным книгам. И, наверное, во многом выбрал из-за книги («В мире двойных звезд»). Так что длинная цепочка из книг могла вывести куда надо.

С другой стороны, можно вспомнить и другой, сейчас кажущийся комичным, момент. В СССР в популярных книгах много и ярко была расписана теория Амбарцумяна о «дозвездном веществе». Конечно, на момент своего появления это была вполне интересная модель. Но пару десятилетий спустя в общем-то была очевидна ее практически что лженаучность. А я помню, что прямо хотел работать в Бюракане из-за очень красочного описания модели и ее «успехов» …. Даже про стационарную вселенную, если не ошибаюсь, можно было что-то прочесть в книгах Нарликара («Неистовая вселенная» была очень популярна, а мне вот не нравилась).

Были и интересные художественные фильмы про ученых. И, что важно, про то, как идут и приходят в науку.  Например, «Расписание на послезавтра» - очень хороший фильм (и добрый, и умный, и хорошо сделанный; удивляло меня только то, что по моим критериям «первая красавица» класса там не очень тянула на красавицу). Но для меня основную роль сыграли именно книги.


32. Юрий Селезнёв, историк, д. и. н.:

В детстве смотрел «Очевидное-невероятное» и «В мире животных», «Клуб кинопутешественников». В старших классах неизгладимое впечатление оказали книги Л.Н. Гумилева - родоначальника, кстати, большинства мифов о Золотой Орде... Но... его книги написаны популярным языком, а мне тогда они показали, что можно смотреть на проблему с двух сторон и, они, стороны, будут справедливы. Именно книги Гумилева, точнее, их содержание заставили усомниться - а наука начинается с сомнения. Потом я начал проверять самого Гумилева и многие его яркие пассажи оказались мифами... Но... получается, что именно его живые яркие тексты подтолкнули меня к нудной и кропотливой работе ученого.

 Гумилева я всё же отношу к ученым, но - легкомысленным. Мифы у него присутствуют в избытке. Я думаю, что в рамках псевдонаучных утверждений ключевое - побуждение к проверке. То есть, если человек пошел путем автора - и пришел к иным выводам - он на пути учености. А если принял на веру - то ученый из него не получился...


33. Андрей Шаповалов, палеонтолог:

На мой выбор специальности в большей степени повлияло посещение геологического кружка Станции юных туристов, с которым мы ездили в экспедиции «на раскопки» и работали на полевых практиках вместе со студентами и специалистами, нежели какие-либо определенные книги. Не могу вспомнить или отметить никакого особого текста, который до сих пор вспоминался как «священный». Как-то я перешагнул этот этап, и произошло это, мне кажется, без особых потерь. Тем не менее я, пожалуй, выделю несколько изданий, а именно - иллюстрированные альбомы Аугусты и Буриана, хотя привлекательными в них были изображения, а тексты выглядели скорее как расширенные подписи; то есть воздействие было эстетическое, а не интеллектуальное. И недавно, перечитав все тексты их совместных работ, я еще раз убедился, что главный в этой паре художник, а не ученый; хотя это и принято мыслить по-другому.

Я уже почти сказал, что просится на язык: отношение к «научпопу» как к корпусу текстов у меня всегда было весьма скептическим, хотя тут, конечно, вопрос в объеме понятия. Есть прекрасные образцы научной эссеистики, написанные доступным, не перегруженным терминами языком. Для меня это отдельный жанр. Но дидактическая традиция, а под научпопом я понимаю именно эту традицию (так как именно здесь, а не в научной эссеистике кроется пресловутый «поп»), на мой взгляд, оказалась неуспешной в целом. Недаром, сейчас она почти вытеснена той самой эссеистикой в рамках non-fiction. Я полагаю, что это произошло потому, что в произведениях этой традиции мы сталкиваемся с некоей практикой перевода сложного текста в доступный «детский», каким он представляется взрослым (практически как перевод между двумя различными знаковыми системами), путем его упрощения. А это неизбежно сопровождается смысловыми потерями и т.д. Дети же вполне понимают «взрослый язык» - это естественная среда их коммуникации, поэтому текст не должен быть специальным, а должен быть ясным и понятным. Ведь сложное не может быть объяснено просто. Потому оно и сложное. Простое - это другое. Что есть «научпоп» для масскульта я пока не разобрался.


34. Ярослав Кузьмин, специалист по радиоуглеродному анализу, д. г. н.:

На мое желание стать научным работником повлияли и книги, и фильмы. Из книг наиболее запомнились жизнеописания путешествий по Арктике и Антарктиде Фритьофа Нансена и Руальда Амундсена. И книги И.П. Магидовича и В.И. Магидовича по истории географических открытий, конечно! И еще – книга по истории великих путешествий Жюля Верна.

Из фильмов запомнился нашумевший в 1970-х гг. “Воспоминания о будущем” (по книге Эриха фон Дэникена), хотя там больше фантазии, чем реальности, но воображение будит… А еще был документальный фильм “Зачарованные острова” Александра Згуриди. Он сделан с какой-то особой человечностью, и так хотелось попасть на эти отдаленные кусочки Земли … Все это в конце концов сбылось!


35. Роман Орехов, египтолог, к. и. н.:

Вопрос на самом деле очень простой. Конечно повлияли! Прежде всего, популярные книги по истории египтологии, например, книга Н.С.Петровского «В стране большого Хапи». Керам - «Боги, гробницы, ученые». Замаровский - «Их величества пирамиды». Но самая любимая книга детства - «Фараон Хуфу и чародеи», это сказки древнего Египта. Думаю, секрет здесь прост. Научно-популярные книги по Египту писали сами египтологи. Когда досконально знаешь материал, то писать проще, ничего не надо высасывать из пальца.

С фильмами сложнее. Хорошие популярные фильмы по Египту появились совсем недавно, в моем детстве их не было. А вот журнал, да - Огонек. У меня сохранилось несколько номеров 70-х годов, где рассказывалось о выставке Тутанхамона, в Пушкинском. Эти фотографии невозможно забыть.


36. Павел Колосницын, археолог:

А я вот действительно задумался, как я вообще пришёл в науку? Оглядываясь в прошлое, я могу признаться, что в подростковом и юношеском возрасте увлекался «сверхъестественным», зачитывался тем же Бушковым. Но что то повернуло в правильную сторону. И возможно базу этого заложили научно-популярные журналы, которые я читал с раннего детства - «Юный натуралист», «Юный техник», «Техника молодёжи», научно-популярные книги и телепередачи. Всё это давало знания и способствовало развитию критического мышления. А в археологию привели в том числе и вышеупомянутые книги, которые попали мне в руки уже в студенческие годы.


37. Олег Соколов, специалист по военной истории Франции, к. и. н.:

На моё становление не только, как как историка, а просто как человека, повлияла книга «Три мушкетера», которую я прочитал в 9 лет. 

После неё я только и думал, что об истории, битвах, походах, шпагах и т. п. 
Фактически с момента её прочтения моё мировоззрение подсознательно было сформировано. Потом происходила долгая стадия сознательного осмысления окружающего мира 
и она завершилась годам к 25, но это было уже скорее оправдание сознанием, того что почувствовал, когда читал «Три мушкетера».


38. Алексей Собисевич, вулканолог, чл.-корр. РАН, д. ф.-м. н.:

Ничего экзотического сообщить не могу. Формирование мировоззрения и становление личности произошло у меня во времена Советского Союза. Семья и школа, книги из домашней библиотеки, а также телепередачи того времени полностью ответственны за то, что стал заниматься наукой. Сходу что-то яркое вспомнить сложно, но если это кому интересно - можно и покопаться в воспоминаниях :)


39. Максим Лебедев, египтолог, к. и. н.:

Дома было много хороших научно-популярных книг, а ещё приключенческой художественной литературы. Я думаю, что они работали как-то в связке. Романы Хаггарда, Ефремова, Жюля Верна и Обручева подсказывали, что в любой непонятной ситуации выручит голова, всё остальное рано или поздно может дать осечку. А научно-популярные книги по палеонтологии, истории и археологии научили уважать прошлое и заинтирговали массой нерешённых проблем. А потом были две книги, которые прекратили все колебания - "Боги, гробницы, учёные" и "Потерянная пирамида". Они и привели окончательно на кафедру Древнего мира. Могу только добавить, что сейчас научно-популярную литературу я в основном читаю для души, хотя иногда получается, что научно-популярные книги по естественным наукам или цивилизационным исследованиям позволяют взглянуть на изучаемые нами в египтологии проблемы под иным углом или найти интересные параллели за пределами Египта или исторической науки вообще.


40. Александр Панчин, биоинформатик, к. б. н.:

Книги, фильмы и научно-популярные журналы почти не повлияли. В гимназии, где я учился (1543 на Юго-западе Москвы), очень сильные преподаватели, которые рассказывали заметно больше обычной школьной программы. Много знаний мне дал отец – он биолог и мой дедушка – он был математиком. Благодаря им у меня был доступ к науке из первых рук на протяжении всей моей жизни. Первый микроскоп у меня появился, когда мне было, наверно, лет 6. Помню, как мне показывали под ним клетки крови, антенны комаров и другие интересности.

Помню, как уже в 14 лет для меня было нормальным прочитать что-нибудь интересное в News and Views журнала Nature, а вечером пересказывать это симпатичным девушкам на лавочке. И, что интересно, слушали. И сам я слушал многочисленных ученых, с которыми пересекался в процессе образования. 

Зато занятие наукой сильно повлияло на мою деятельность, как популяризатора. Например, одна из моих любимых тем – рассказ об ошибках, которые можно встретить даже в серьезных научных журналах. Мне кажется, что это полезно для развития критического мышления. Например, мы с коллегами находили систематичные ошибки в работах, посвященных «небезопасности ГМО», пользе гомеопатии, экспериментах по астрологии и так далее. Это могут быть неправильно подобранные контрольные группы, некорректно проведенные статистические анализы или что-то еще. 

Мне кажется, что рассказывать о том, как делается наука и как ей не стоит заниматься сегодня особенно важно, учитывая, что научные статьи часто используются как непогрешимые аргументы при обсуждении общественно-важных вопросов. Но это далеко не всегда верно и статьи с ошибочными выводами могут иметь серьезные последствия для всех нас. Я уж молчу про многочисленные общественные заблуждения, которые вообще ни на чем не основаны.

41. Greg Sobolev, археолог

У меня случай, я бы сказал, "от обратного". Я в детстве мало увлекался древностями, скорее, был более увлечён палеонтологией, Игорь Акимушкин меня вдохновлял.

В музеях я избегал экспозиций про эволюцию. в университет я поступил на социологию / культурную антропологию, а вторичной кафедрой (согласно нашей системе высшего образования, мы обязаны первый год учить две кафедры, а потом, если оценки позволяют, выбрать одну, или продолжать общее высшее) я выбрал археологию. после первых же обязательных учебных раскопок, благодаря первым своим учителям проф. Аврааму Ронену и проф. Дани Наделю, я просто осознал, что это моё, а всё остальное - просто бессмысленная трата времени. после этого меня выгнали из университета без права восстановления...

Научпоп, возможно, сформировал критический образ мысли, что сейчас делает меня довольно востребованным археологом.


Интересно

Аристотель, к примеру, оставил описание около 500 видов животных; французский естествоиспытатель Бюффон (1707-1788), по­чётный член Петербургской Академии наук, описал десятки тысяч ви­дов; в наше время их известно более полутора миллионов.

Помпеев Ю.А., Очерки по истории европейской научной мысли, СПб, «Абрис», 2003 г., с.11. Предоставлено Викентьевым И.Л.

Catalog gominid Antropogenez.RU