Проблема происхождения первобытного искусства и психофизиология (тезисы)

7. Мысленные модели и их материальные следы. Понятие "мысленная модель" в разных контекстах тоже далеко неоднозначно. Здесь оно употребляется в том смысле, что прежде, чем предпринять какое-то осознанное действие, человек формирует его в своем воображении. Вспомним известную фразу Маркса из "Капитала" о том, чем отличается самый плохой архитектор от наилучшей пчелы. Любая попытка создать что-то, генетически не запрограммированное, например, изготовить каменное орудие с заранее заданными свойствами, не может быть реализована без предварительно сформированной в сознании мысленной модели этого предмета и действий по его изготовлению. Тем более, без мысленной модели невозможно никакое творческое действие: изобретение нового механизма, сочинение музыки, стихов и, конечно же, создание плоских и объемных изображений. 

Зачатки мысленного моделирования некоторых действий  были отмечены в поведении шимпанзе при раскалывании разных видов орехов камнями: на земле, на каменной "наковальне" и на дереве. Каждое последующее из этих действий требует более высокой координации и контроля движений. Эти навыки не наследственные, как у других "трудящихся" животных. Им обучают детенышей. При раскалывании орехов на дереве, животное должно предвидеть необходимость камня, который заранее берется с собой при залезании на дерево и по мере подъема на дерево попеременно держится ртом, рукой и ногой (Палмер, Палмер, 2003; Boesh & Boesh: 2000). Без предварительного замысла, т. е. без мысленной модели успех таких действий невозможен.   

 Широко известно, как шимпанзе Канзи однажды явно задумался т. е. продемонстрировал мысленное моделирование некоего нового действия и успешно осуществил его (Зорина, Смирнова, 2006). Нейронные модели чего-то, что еще не существует, создаются в лобных долях головного мозга (Голдберг, 2003). По их объёму шимпанзе опередил всех млекопитающих (более 14 %); у человека – 24 % (Фридман, 1991).   

8. Психофизиологические условия изобразительной деятельности. Изготовление какого-то предмета заранее заданной формы (орудия) или создание того или иного плоского или объемного изображения можно представить в виде процесса, состоящего, по крайней мере, из следующих трех взаимосвязанных звеньев: 1) в правом полушарии возникает его мысленная модель; 2) модель транслируется в левое полушарие, где происходит анализ и формируются ее детали: масштаб, цвет, стилистика и т.п.; 3) из мозга по нейронным сетям идут импульсы к руке и обратно, от руки к мозгу для контроля правильности действий руки. В этой связи, возможно иное понимание многочисленных отпечатков кистей рук в пещерной живописи, конечно, при условии их точной AMS-датировки. Этот подход пока не нашел должного отражения в литературе о первобытном искусстве.  

 Современная аппаратура визуализации процессов возбуждения в различных зонах живого мозга при исполнении тех или иных действий позволяет реально увидеть, что и в какой последовательности там происходит. Опубликованы наблюдения при рисовании простых фигур (круг, квадрат, крест). На экране видно, как последовательно возбуждаются участки неокортекса (Голдберг, 2003) и осуществляется доступ к нужному образу в долгосрочной памяти (вспомним, что пещерная живопись, а также пластика создавались не с натуры, а по памяти). Такие образы хранятся в височной и теменной областях левого полушария. Затем включаются участки премоторной и моторной коры. В результате последовательности моторных актов, руки создают образ на плоскости или в объеме. Каждый моторный акт и, наконец, образ в целом оцениваются по отношению к цели и принимается решение о том, была ли цель успешно реализована (Goldberg, Tucker, 1979: 273-288.). Если исходить из допущения о том, что по основным нейропсихологическим функциям кроманьонец не отличался от современного человека, то естественно предположить, что его изобразительная деятельность управлялась теми же структурами головного мозга посредством формирования нейронных сетей.  

9. "Изобразительное творчество" шимпанзе. 

9.1. Что рисуют обезьяны?

Есть интересные наблюдения за действиями высших обезьян при их обучении "языку". Заметно, что склонность к "рисованию" наблюдается больше у тех обезьян, которые участвуют в экспериментах по обучению "языкам". Было бы интересно проверить это на достаточной статистике. Статистическая достоверность такого факта подтвердила бы, что освоение "языка" и изобразительных навыков происходит на основе функционально близких мозговых структур. Подтверждается давно высказанная мысль автора о том, что язык и изобразительная деятельность относятся к единому информационному пространству культуры. Также подтверждается гипотеза об особых способностях шимпанзе ориентироваться в пространстве (Зорина, Смирнова, 2006). Как известно, пространственное и образное мышление свойственны правому полушарию, которое играет доминирующую роль при изобразительной деятельности. Вместе с тем становится ясно, что скрытые резервы интеллектуальных способностей шимпанзе, как правило, проявляются в специально организованных экспериментах с животными, живущими в чуждой для них среде, т. е. в неволе. В их поведении на свободе, в естественной среде обитания ничего подобного не наблюдалось.

Первое знакомство с обезьяньей "живописью" создает впечатление, что все, упоминавшиеся выше условия, при выполнении которых складывается изобразительная деятельность, можно наблюдать в "творчестве" обезьян (Lenain, 1995, там же библ.). Когда шимпанзе дают пишущий инструмент и лист бумаги, подопытное животное может нанести на бумагу какие-то линии, веерообразные фигуры и т. п. – все, что при желании можно назвать зачатками изобразительной деятельности. Есть некоторое сходство с первыми попытками рисования у ребенка: спонтанность, отсутствие какой-либо явной мотивации и т. п., но об этом отдельно ниже. Хорошо известны давние наблюдения основоположника этих исследований В. Кёлера. Попавший в руки шимпанзе пишущий инструмент простым перебором испытывается на разные свойства (в том числе берется в рот) и обнаруживается, что при "черкании" он оставляет линейные следы. Но при этом ни одному шимпанзе не удалось провести прямую линию. Иногда в их рисунках, представляющих сочетание ярких пятен и линий, по мнению искусствоведов не всегда случайных, чувствуется стремление организовать цветовые пятна, линии и выделить центр. Известный антрополог такую оценку считает сильно завышенной. "…Никем не было доказано, что речь идет действительно о чувстве прекрасного в строгом смысле слова. В опытах обезьяны охотно разрисовывают чистые поверхности красками, чернилами, карандашом, но пока не удалось, да, по-видимому, и невозможно найти в этой хаотической мазне и нагромождении линий какой-то порядок" (Алексеев, 1976: 74). 

10. Рисование детей – модель происхождения искусства.  

Интерес к детскому изобразительному творчеству возник в конце XIX в. практически одновременно с открытием Э. Геккелем биогенетического закона. В начале XX в. проблемы детской психологии и изобразительной деятельности ребенка стали рассматриваться более активно. Первые в мире наблюдения и научные эксперименты по изучению способностей человекообразных обезьян к рисованию были начаты Н.Н. Ладыгиной-Котс (1913 г.) в рамках ее общих исследований умственных способностей шимпанзе. В это же время появляются первые предположения о сходстве детских рисунков с искусством первобытности (Бехтерев, 1910; Зеньковский, 1995). Последующие исследования поведения высших обезьян, в том числе с момента их рождения, показывают, что до определенного момента и дети, и шимпанзе проходят в рисовании одинаковые стадии (Morris, 1962). К. Бюлер систематически исследовал подобное поведение ребенка: "Это были действия, – рассказывает он о своих опытах, – совершенно похожие на действия шимпанзе, и поэтому эту фазу детской жизни можно довольно удачно назвать шимпанзеподобным возрастом; у данного ребенка последний обнимал 10-й, 11-йи 12-й месяцы... В шимпанзеподобном возрасте ребенок делает свои первые изобретения, конечно, крайне примитивные, но в духовном смысле чрезвычайно важные" (цит. по: Выготский, 1999: 94; из книги:  К. Бюлер. "Духовное развитие ребенка", 1924).  

 Потом, по мере развития, в рисунках детей  появляется фигуративные детали, чего никогда не бывает у обезьян. В этом видят особенности развития мозга детей и животных  (Фирсов, Чиженков, 2003; 2004). Еще Н. Н. Ладыгина-Котс отмечала, что рисунки обезьян постепенно улучшались, но очевидно, что уровень развития трех-четырехлетнего ребенка обезьяна перешагнуть не может (Ладыгина-Котс, 1935). Ребенок в своем "черкании", рано или поздно (к четырем-пяти годам), к моменту более или менее правильного понимания и воспроизведения слов, приходит к рисованию распознаваемых образов. "Около 5 лет происходит скачок от неполноценных слов к правильному языку, и в этот же период дети начинают рисовать пространство, осознавать связь верха и низа, а, начав пользоваться словами для выражения своих мыслей, ребенок оказывается способным изображать сцены, сказки" (Хайкин, 1992; см. также Лабунская, 1965; Мухина, 1981).

В итоге можно предположить, что психологический механизм возникновения и развития способности к созданию изображений у ребенка повторяет в многократно ускоренном темпе тот путь длиной в многие тысячелетия, который прошли высшие гоминиды к моменту возникновения первобытного искусства.

В специальной работе была предпринята попытка сопоставления разных древних изображений с последовательными этапами развития рисунка у детей, начиная с двух – трех лет и до 12-и (Шер и др., 2004). Некоторые сравнения дают интересные результаты. Например, соотношение верха и низа в рисовании ребенка осознается к 4 – 5 годам. В пещерной живописи иногда наблюдается непроизвольное или сознательное нарушение этого соотношения, особенно на плафонах и на переходах от стен к потолкам в фресках разного времени.  Отмечая это любопытное совпадение, делать из него какие-либо выводы пока нет никаких оснований. Думается, что вообще прямое сопоставление этапов развития современного детского рисунка с древнейшей живописью и графикой недостаточно продуктивно, поскольку за последние две-три тыс. лет в этой сфере произошли большие изменения: появилось художественное образование. Исключением могут быть эксперименты, подобные тем, которые проводил А. Р. Лурия в отдаленных узбекских кишлаках, со взрслыми и детьми в среде, в которой не было навыков рисования (Выготский, Лурия, 1993: 145). Конечно, было бы интересно повторить такие опыты с представителями этносов-изолятов, сохранившихся, например, в Гиндукуше (буришки,  кафиры и вообще нуристанцы) или в Южной Африке (сан, хадзапи и др.).

Главной задачей данных тезисов было привлечь внимание к возможному альтернативному подходу к проблеме происхождения способности к созданию изображений. Поскольку формирование способности к рисованию происходило латентно, в недрах ЦНС, вероятность найти какие-то материальные следы предшествующей эволюции этой способности близка к нулю. Если представленный подход себя оправдает, он мог бы включить как частный случай некоторые из существующих гипотез (натуральный макет, гипотезу руки, информационный взрыв т. п.). И тогда можно было бы не удивляться "внезапному" появлению искусства как будто "из ничего". К сожалению, его практическая реализация в нынешних условиях вряд ли может быть осуществима.