English Deutsch
Новости
Мир антропологии

Налёт шимпанзе на холодильник

Прошло несколько дней, как уехал Клод. Однажды ночью я вдруг проснулась. Сияла луна, все вокруг было тихо и спокойно, но я не могла избавиться от тревожного чувства, которое, собственно, меня и разбудило. Я напрягла слух и, не уловив никаких звуков, снова задремала. Раздавшийся шорох быстро вернул меня к действительности — кто-то пытался приподнять служивший крышей брезент и проникнуть в хижину. Я лежала не шевелясь, уставившись в темный угол, из которого доносились шелест и шуршание. Потом медленно протянула руку, взяла фонарь, нацелилась им в сторону угла и стала ждать. Между тем звуки сделались громче и настойчивее — кто-то с силой тянул за край брезента. Я зажгла фонарь — луч света упал па темную, волосатую руку и испуганное лицо Уильяма. 

Чита, подружка Тарзана. Кадр из фильма "Тарзан"
Чита, подружка Тарзана. Кадр из фильма "Тарзан"

Я спрыгнула с постели, открыла дверь хижины и вскочила наружу. Уильям уже удирал от меня в овраг. Я догнала его, строго-настрого приказав ложиться спать, проследила, как он залез по пятнистым от луны веткам в свое гнездо, и вернулась в хижину. В полной уверенности, что до утра Уильям уже не придет, я решила закрепить брезент на крыше при свете дня.

Через некоторое время я снова проснулась. Снаружи лил дождь, мелкие брызги через зарешеченные окна попадали ко мне на кровать, на лицо. Чтобы опустить брезентовые шторки, надо было выйти на улицу, мокнуть же не хотелось, и я решила передвинуть кровать ближе к стене, где было посуше.

Я потянулась за фонарем. Но его не оказалось на месте. Решив, что я оставила его возле двери, когда возвращалась после ночной прогулки, я села и, спустив ноги, стала шарить по полу в поисках комнатных туфель. Вдруг я коснулась пальцами чего-то холодного н мягкого. Едва не закричав от ужаса, я отдернула ноги и снова подняла их на кровать — ступни были покрыты каким-то жиром. Я еще раз протянула руку и, пошарив вокруг, наткнулась на коробок спичек. Дрожащий язычок пламени осветил на миг внутренность хижины, но и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы поразиться царящему там беспорядку.

Боже мой, подумала я, должно быть, перед дождем пронесся сильный ураган! Я зажгла вторую спичку, чтобы рассмотреть, на что я наступила,— на полу лекал кусок сливочного масла. Пожалуй, никакой, даже самый сильный, ураган не смог бы выдуть его из холодильника.

Я стала смутно догадываться, в чем дело.

С помощью пятой спички мне удалось обнаружить фонарик: он лежал возле кровати в разобранном виде, к счастью, батарейки находились рядом. Я снова собрала фонарик, вложила внутрь батарейки и включила его — он исправно работал. Я медленно обвела лучом света по хижине. Характер царившего в ней хаоса был мне хорошо знаком — чувствовалась рука Уильяма.

Я продолжала освещать углы комнаты, пытаясь оценить нанесенный ущерб. Фотокамера? Нет, она по-прежнему лежит в футляре на походном сундучке. Холодильник открыт, все его содержимое — джем, банки с молоком, остатки паштета, масло, кусочек мяса — разбросано по полу. Здесь же валялись кожица от двух апельсинов и несколько капустных листьев — все, что уцелело от половины большого кочана. За холодильником я нашла резиновый сапог, какую-то одежду, разобранный на части бинокль, записные книжки, па­кетик с изжеванными фломастерами, зажигалку, от­крытый перочинный нож, тюбик с зубной пастой, пузырек с репеллентом. Дальше валялись пустая винная бутылка, что-то из моих вещей, еще одна банка с дже­мом, несколько длинных французских батонов и... но­га. Я еще раз посветила фонарем — действительно нога.

Устроившись под столом в гнезде сваленных вещей, Уильям спал беспробудным сном пьяницы.

Клод оставил бутылку сухого вина, которая была запечатана ме­таллической крышкой — такой же, как бутылочки с кока-колой. Уильям, по-видимому, сорвал ее зубами и выпил все вино. Я до того разозлилась на него за учи­ненный погром, что хотела выбросить его под дождь, но побоялась, как бы ему не стало плохо после литра вина, и оставила там, где он лежал. Он даже не поше­велился, пока я возилась в темноте, пытаясь навести хоть какой-то порядок.

Утром я проснулась раньше Уильяма. Дождь уже кончился. Я подошла к шимпанзе и потрясла его за плечо. Он едва пошевелился и перевернулся на другой бок. Я снова встряхнула его. Он сел и, моргая, повел глазами по сторонам. Увидев, что с ним все в порядке, я успокоилась. Потом Уильям заметил половинку фран­цузского батона и потянулся за ним. Это было послед­ней каплей: я открыла дверь и вытолкала его из хижины.

 

Стела Брюер. Шимпанзе горы Ассерик. М., «Мир», 1982, с. 190-192. 


Интересно

Новорожденный ребенок совершенно беспомощен: он не может самостоятельно держаться за тело матери, не может поддерживать температуру собственного тела без контакта с материнским телом, наконец, его сенсорные способности развиты несравненно хуже, чем у новорожденных гориллят, шимпанзят или бонобо. Чтобы появляться на свет столь зрелым, как детеныши человекообразных обезьян, человеческий плод должен был бы находиться в утробе матери около 20 месяцев. В сущности, новорожденный должен был бы достигать размеров годовалого ребенка. Даже непосвященному очевидно, что ни одна женщина не в состоянии родить ребенка такого размера.

Источник: М.Л.Бутовская. Тайны пола. Мужчина и женщина в зеркале эволюции. Фрязино: "Век 2", 2004.

Catalog gominid Antropogenez.RU