English Deutsch
Новости
Мир антропологии

Первая попытка пересечь Австралию: гибель экспедиции Бёрка

Однако новые расцветающие колонии все еще выглядели слов­но маленькие оазисы по краям большого неисследованного конти­нента. Их граждане, ставшие состоятельными, не желали больше считаться отсталыми провинциалами: они открыли у себя театры, музеи, строили соборы, учреждали различные научные общества. Когда газеты сообщали о новых значительных, поражающих вооб­ражение открытиях в Африке и других частях света, многие здесь чувствовали себя уязвленными. Кроме того, не смолкали слухи о том. что где-то внутри континента должны быть богатые, плодо­родные земли, еще ждущие своего открытия, и огромное озеро с пресной водой — что-то наподобие Средиземного моря. 

Такая мысль возникла давно, еще в самом начале заселения Австралии.  Возникла она потому, что крупные реки на востоке страны текли с гор Большого Водораздельного хребта в западном направлении, в глубь неизведанной территории. Правда, знаменитый путешест­венник Чарлз Стерт еще в 20-х годах спускался то по реке Маккуори, то по Маррамбиджи и каждый раз попадал в реку Муррей, которая на южном побережье впадает в океан недалеко от Аделаи­ды. Но может быть, существуют еще другие реки, которые текут не на юг, а несут свои воды в сердце континента? И вот в колонии Виктория, самой богатой среди всех колоний, к концу десятиле­тия возникла идея организовать исследовательскую экспедицию в глубь Австралии. Был создан специальный комитет, который в 1857 году собрал девять тысяч фунтов стерлингов — сумму, для того времени  довольно значительную. Однако, когда подсчитали все необходимые расходы, например на спасательные отряды и на обеспечение  семей  участников экспедиции,  сумма   выросла до 60 тысяч  фунтов (это было больше, чем   когда-либо расходовал Стенли на свои  грандиозные экспедиции  в Африке). Основной упор делался на то, чтобы эта огромная экспедиция непременно числилась  мероприятием колонии Виктория. Именно из-за этого ей не разрешалось быстро и более удобным путем подняться по рекам Муррей и Дарлингу (ведь тогда считалось бы, что она стар­товала из колонии Южная Австралия). Нет,  лучше уж пусть про­тащится пешком сотни миль, но зато от Мельбурна. По этому принципу  подбиралась и кандидатура на место руководителя экспеди­ции: отказывались от людей с опытом работы во внутренних районах страны только потому, что они были гражданами других колоний. Руководителя искали путем объявлений в мельбурнской газете. Наконец Комитет большинством голосов выбрал полицей­ского интенданта Роберта О'Харра Берка, человека не имеющего ни малейшего опыта в подобных делах.

Берк был ирландцем по происхождению, в молодости он слу­жил в австрийской кавалерии, где быстро получил чин капитана. В Австралию он прибыл как раз во время беспорядков, вызванных «золотой лихорадкой», и благодаря безупречной службе очень скоро занял место полицейского офицера. Когда в Европе разрази­лась крымская война, он подал в отставку, чтобы принять в ней участие, но из-за дальности расстояния опоздал: пока он доби­рался до Европы, война уже кончилась.

Возглавляемая им экспедиция была «самой дорогостоящей, от­лично снаряженной, но самой непрофессионально организованной из всех австралийских экспедиций». На экспедицию же Стерта было отпущено только четыре тысячи фунтов, следовательно, она обошлась в 15 раз дешевле экспедиции Берка, к тому же во время нее погиб только один человек и две лошади.

Что было ново, так это участие в экспедиции Берка верблюдов. Сначала шесть «кораблей пустыни» приобрели у бродячего цирка, затем некоего Георга Ланделла снарядили в Индию, с тем чтобы он там закупил еще 25 штук.

Ланделл добрался до верблюжьих рынков Афганистана, откуда в сопровождении трех индийских погонщиков погнал купленных животных своим ходом к побережью. Они проходили по 80 кило­метров в день. Перед погрузкой в Карачи Ланделл уговорил при­нять участие в экспедиции юного ирландца Джона Кинга. Джон Кинг, вступивший четырнадцатилетним мальчиком в британскую армию, незадолго до этого был свидетелем страшных зверств во время подавления восстания в Индии. Он видел, как мятежников привязывали к пушечным жерлам и залпами разрывали на куски. Поэтому юноша охотно согласился уехать. Кстати, это был един­ственный человек из всей экспедиции, который остался в живых после пересечения континента.

Ланделл доставил верблюдов и индийских погонщиков в полной сохранности в Мельбурн, где свое прибытие обставил весьма помпезно, явившись в красочном индийском облачении.

Однако никто не знал, как будут чувствовать себя верблюды в Австралии. Поговаривали о том, что какой-то вид дикого гороха может оказаться для них отравой. Их приобретение, вернее, поезд­ка Ланделла и доставка всего транспорта в Мельбурн стоили уже огромных денег — 5500 фунтов. Ланделла включили в состав экспедиции как знатока по уходу за «кораблями пустыни».

Так, например, он утверждал, что им необходимо ежедневно давать рому, поэтому пришлось тащить за собой 270 литров этого на­питка.

Вероятно, комитет остановился на кандидатуре Берка в каче­стве руководителя экспедиции потому, что он был необычайно энергичен, обходителен и скромен. Так, например, он безропотно согласился на то, чтобы Ланделл (весьма корыстный малый) полу­чал значительно большее жалование, чем он сам. Недостаток опыта и научных знаний у Берка надеялись возместить тем, что отправили с ним в качестве помощников двух немецких ученых: мюнхенского врача и ботаника доктора Германа Беклера и естест­воиспытателя Людвига Бекера. К сожалению, Бекер, этот очень добросовестный ученый (кстати, один из лучших знатоков птиц лирохвостов), для такого изнурительного путешествия оказался слишком старым — ему было уже 52 года.

19 августа 1860 года в Мельбурне закрылись все магазины, народ высыпал на улицу проводить небывалую экспедицию в путь. Все 18 участников ехали верхом на лошадях и верблюдах, а сле­дом 25 лошадей и 25 верблюдов (шестерых заболевших верблюдов пришлось оставить в городе) тащили специально оборудованные повозки, способные якобы и плавать. Весь скарб весил 21 тонну. В него входили кроме всего прочего 120 зеркал, два фунта бус, 12 палаток, 80 пар обуви, 30 шляп, семенной материал, книги, во­семь тонн лимонного сока против цинги, 380 «верблюжьих бот», походные кровати и огромное количество сушеных и консервиро­ванных продуктов. От четвертой части этой поклажи пришлось отказаться уже при отбытии, и тем не менее на каждого верблюда нагрузили примерно по 150 килограммов.

Когда этот грандиозный караван проходил по колонии Викто­рия, со всех сторон сбегались любопытные. Даже двухметровый ковровый питон, лежащий близ дороги, с удивлением уставился на невиданное зрелище. Поскольку лошади никак не могли при­выкнуть к верблюдам и всякий раз шарахались от них в сторону, пришлось их вести гуськом отдельной колонной на почтительном расстоянии от верблюжьего каравана.

Была еще зима, шли непрерывные дожди, дороги размыло, и несколько повозок вскоре сломалось. К концу сентября головная часть каравана наконец достигла Менинди на берегу реки Дарлинг, то есть крайней точки населенных в то время земель; осталь­ная же часть экспедиции безнадежно отстала.

В Менинди возникли серьезные споры. Берк вскоре понял, что тащит за собой слишком много лишней поклажи, и стал распродавать кое-что из продуктов попадавшимся на пути поселенцам и овцеводам, в частности он продал весь ром, на котором так настаи­вал Ланделл. Тогда Ланделл н еще несколько человек демонстра­тивно ушли из отряда. Вместо них Берк зачислил в экспедицию новых людей, с которыми познакомился дорогой, и среди них не­коего Чарлза Грея и совершенно неграмотного Вильяма Райта, бывшего владельца овцеводческой фермы. Этому человеку, на ко­торого Берк возлагал большие надежды, он и поручил дождаться в Менппди отставшую часть экспедиции и следовать с нею к реке Куперс-Крику.

А Куперс-Крик находилась где-то за 700 километров к северу; местность на всем этом протяжении была неисследованной и, по всей вероятности, безводной, к тому же приближалось жаркое тропическое лето. Однако Берк, несмотря ни на что, решился пу­ститься в путь — вероятней всего из страха, что его опередит некто Джон Макдуал Стюарт, направившийся во главе другой экспеди­ции из Аделаиды в  эти же с той же целью — пересечь ма­терик.

Итак Берк отправился в дальнейший путь со значительно мень­шим отрядом: его сопровождали 8 всадников, 16 верблюдов и 15 лошадей.

Через 22 дня, 11 ноября 1860 года, им удалось достигнуть вы­сохшего русла Куперс-Крика. Они были крайне удивлены, заме­тив там следы копыт одинокой лошади, но так и не нашли этому никакого подходящего объяснения.

Когда отряд разбил свой лагерь, на него напали полчища крыс. Весь провиант пришлось держать подвешенным на деревьях. Од­нако нетерпеливому Берну вовсе не улыбалась перспектива про­вести здесь жаркое лето так, как это сделал 15 лет назад его пред­шественник Чарлз Стерт. Ему хотелось как можно скорей добрать­ся до северного побережья Австралии, до залива Карпентария. Вместе с молодым англичанином Уильямом Джоном Уиллсом он не раз делал довольно далекие вылазки из лагеря.

Тем временем становилось все жарче. Температура доходила в тени до 43o по Цельсию (109o по Фаренгейту). Несмотря на это, Берк 13 декабря двинулся вместе с Уиллсом, Кингом и Греем на север. Животных использовали почти только для перевозки по­клажи — продуктов питания и воды. Четверо мужчин под палящим солнцем прошагали пешком 2600 километров до океана и обратно. Грей вел под уздцы лошадь Билли, а Кинг тащил за собой на ве­ревке шестерых верблюдов.

Начальником отряда, оставшегося на Купере-Крике, был назна­чен бригадир Вильям Браге. Чтобы обезопасить себя от назойли­вого интереса, да и возможного нападения туземцев, лагерь ого­родили штакетником.

Верк, уходя, распорядился, чтобы Браге ждал его здесь, на этом месте, три месяца. Если же он и его спутники к этому времени не вернутся, значит, они наверняка погибли, потому что взятого с собой провианта им хватит не больше чем на такой срок. К сожа­лению. Берк не оставил своего распоряжения в письменном виде, из-за чего после начались расследования, обвинения и судебные процессы. Он не вел даже дневника, и если бы не Уилле, очень одаренный, образованный и к тому же выносливый молодой уче­ный, который делал это за него, то вся экспедиция в конечном счете оказалась бы почти бессмысленной.

Только благодаря необычайно мягкому лету 1860/61 года Верку удалось пересечь континент и выйти к заливу Карпентария, а за­тем вернуться тем же путем назад. Долго он шел по однообразным, нескончаемым, гладким, как стол, равнинам, на которых до самого горизонта не видно ни малейшего ориентира, не раз пробивался сквозь песчаные бури, превращающие день в ночь, и вышел, нако­нец, на северное тропическое побережье, где растут редкие пальмы и другие, чем па юге, виды эвкалиптов.

Поскольку почва становилась все влажней и вскоре преврати­лась в настоящее болото, Берк решил оставить Кинга и Грея с верблюдами на месте, а к берегу океана пробираться только вдвоем с Уиллсом и лошадью Билли. Они достигли его 10 февраля 1861 года. Правда, добрались они только до канала в болотах, но вода в нем действительно была солоноватой па вкус и во время прилива поднималась на 20 сантиметров. Открытого моря, самого залива Карпентария им так и не удалось увидеть. Впрочем, земли вокруг залива уже 17 лет до этого пересек Лейхгард, только с во­стока на запад.

Особенно тяжело приходилось лошади Билли. Вот что записал в своем дневнике Уилле: «Когда мы переводили лошадь через реку, на одной из отмелей она так глубоко увязла в зыбучем песке, что нам никак не удавалось ее оттуда вытащить. Наконец мы до­гадались подкопаться под нее с той стороны, где было поглубже, и с размаху толкнуть в воду, чтобы она поплыла. Мы надежно упрятали свою поклажу и пошли дальше по берегу реки. Однако почва почти повсюду была такой вязкой и зыбкой, что наша ло­шадь никак не могла по ней передвигаться. Примерно через восемь километров, когда мы пересекали ручей, она снова провали­лась в трясину и после этого уже настолько ослабла, что у нас появились сомнения в том, сумеем ли мы вообще заставить ее  идти дальше». 

Когда Уиллс и Берк вернулись к своим товарищам, караулив­шим верблюдов, было решено как можно скорей отправляться в обратный путь: почти за два месяца, которые потребовались для перехода до залива, они съели более двух третей своих продоволь­ственных запасов. Однако все чувствовали себя бодро и без малей­ших колебаний решились отправиться обратно с весьма неболь­шим количеством провианта (ведь в крайнем случае можно было съесть нескольких верблюдов).

Он был, видимо, ужасен этот обратный путь. Продуктов стано­вилось все меньше и меньше. Берк делил их ежедневно на четыре порции, которые закрывал сверху бумагой с номерами — каждый выбирал себе номер, не видя, что под ним лежит. При таком спо­собе дележки не возникало споров между изголодавшимися и осла­бевшими людьми. Чувствовали они себя с каждым днем все хуже и записи в дневнике Уиллса становились все короче.

Дойдя в марте до реки Клонкарри, они обнаружили там своего дромадера Гола, которого им пришлось в свое время здесь оста­вить из-за болезни. Вид у него был самый плачевный; животное, видимо, очень страдало от одиночества и, судя по следам, несмотря на полную свободу, никуда далеко не отходило от того места, где его оставили. Все это время верблюд беспокойно бегал взад и впе­ред по тропинке и утрамбовал твердую гладкую дорогу. Увидав своих сородичей — других верблюдов, дромадер сразу успокоился и принялся щипать траву. Но видимо, ему уже ничем нельзя было помочь. Когда экспедиция через четыре дня пустилась в дальней­ший путь, этот верблюд был не в силах следовать за нею, даже несмотря на то, что с него сняли седло и всю поклажу.

Запись в дневнике от 10 апреля: «Целый день не выходили из лагеря — разрезаем на куски и сушим мясо лошади Билли. Ло­шадь так отощала и была настолько измучена, что нам стало ясно: ей все равно не добраться до конца пустыни. Мы до того изголо­дались, что решили ее зарезать, пока она еще не издохла, и под­крепиться мясом бедного животного. Мясо оказалось вкусным и нежным, но без малейших следов жира».

Однажды Уиллс случайно увидел, как Грей тайком, спрятав­шись за дерево, поедал муку. А ведь именно ему было поручено хранение продуктов. Провинившемуся Берк задал основательную трепку. И несмотря на жалобы Грея на боли и слабость, которыми он всем досаждал в последующие дни, ему никто не верил, считая, что его просто мучают угрызения совести.

Но утром 17 апреля Грея обнаружили мертвым в спальном мешке. Все настолько ослабли, что не смогли зарыть его в землю глубже чем на метр.

Оставшиеся в живых трое мужчин к вечеру 21 апреля при свете луны дотащились до лагеря на  Куперс-Крике,  мечтая досыта наесться, надеть целые ботинки и сменить рваные пропотевшие лохмотья на новую одежду. Но лагерь был пуст.

Берк и Уиллс вернулись в лагерь Куперс-крик. Рисунок Джона Лонгстаффа.
								Источник: http://commons.wikimedia.org/
Берк и Уиллс вернулись в лагерь Куперс-крик. Рисунок Джона Лонгстаффа.
Источник: http://commons.wikimedia.org/

На стволе одного из деревьев было вырезано ножом: «Копай в трех шагах на северо-запад». Берк был настолько измучен и потрясен, что лишился чувств. Уиллс и Кинг принялись рыть в ука­занном месте и вытащили ящик с продовольствием и бутылку, в которой лежал исписанный карандашом листок. Из записки они Узнали, что Браге покинул лагерь сегодня, девять часов назад, и с 12 лошадьми, шестью верблюдами и всеми припасами двинулся в сторону Менинди. Заканчивалась она словами: «Если не считать одного человека, которого брыкнула лошадь, все остальные члены экспедиции и животные здоровы».

Было ли это злосчастной случайностью или коварством судьбы, что Браге, который четыре месяца терпеливо дожидался своих товарищей, все время надеясь на их возвращение, ушел буквально за несколько часов до того, как они, измученные и обессиленные, дотащились до лагеря? Этого никто не может сказать. Ведь Браге мог уйти и раньше, сославшись на распоряжение Берка ждать только три месяца. Тем не менее он пробыл на Куперс-Крике еще четыре недели. Но когда отряд Берка не вернулся спустя и этот срок, Браге решил, что те четверо либо погибли, либо спаслись, повернув в восточном направлении и выйдя к Квинсленду. Задер­живаться дольше он не мог, у него не хватило бы продовольствия. Однако позже он никак не мог объяснить, зачем написал в за­писке, что вся его группа находится в добром здоровье. На самом же деле тяжелобольной Паттен умер уже через несколько дней после выхода из лагеря, а остальные трое сильно страдали от цинги. Это хвастливое сообщение и сбило с толку Берка, решив­шего, что им, измученным и обессилевшим, не догнать группу бодрых и здоровых людей. На самом же деле Браге пришлось устроить привал вечером того же дня всего в 23 километрах от Куперс-Крика.

Итак, решив, что догнать ушедших надежды пет, группа Берка решила остаться в лагере и для начала немножко подкрепить свои угасающие силы оставленными им продуктами. А затем Берк при­нял решение идти на юг не знакомой уже дорогой, а неисследован­ной, но зато более короткой, которая должна была привести к од­ному из окраинных сторожевых постов колонии Южная Австра­лия. Этот пост был расположен у подножия «Горы безнадежности» - Маунт-Хоуплес.

Уилле приписал несколько слов в записке и снова аккуратно закопал бутылку, чтобы аборигены не смогли ее найти и вытащить. Но надпись на дереве оставил без всяких изменений. Если б он только знал, какой непоправимый вред нанесет этим себе и своим товарищам, он уж непременно постарался бы добавить в ней хоть одно слово.

Одна из основных причин, почему Браге решился пуститься в обратный путь, заключалась в том, что Райт, которому было пору­чено подтянуться с арьергардом экспедиция к Куперс-Крику, так там и не появился. Райт, оказывается, все никак не мог собраться, а пустившись, наконец, в путь, повел свой отряд как нельзя более неумело, но неверному маршруту и за  59 дней так и не достиг Куперс-Крика да к тому же еще потерял в дороге трех человек. Среди погибших был и Людвиг Векер. Наконец он наткнулся на Браге, который как раз возвращался назад. Обе группы объеди­нились, взяв направление на реку Дарлинг. Однако дорогой Браге, которого, по-видимому, все же мучили сомнения, уговорил Райта поехать вместе с ним верхом назад к Купере-Крику и посмотреть, не пришла ли за это время группа Берка. Райт согласился, и через три дня, утром 8 мая, они снова прибыли в лагерь на Куперс-Кри­ке. Но Верк со своими людьми уже 15 дней назад отбыл отсюда в направлении горы Маунт-Хоуилес.

Браге и Райт нашли лагерь таким, каким его оставили: следы верблюдов, навоз, остатки костров,— и ту же запись, вырезанную ножом на дереве несколько недель назад. Ничего не изменилось с момента их ухода из этих мест. Так во всяком случае обоим по­казалось. Им и в голову не пришло вырыть спрятанные под дере­вом ящик и бутылку с запиской. Передохнув с четверть часа, всадники ускакали обратно.

А в это время Берк, Уиллс и Кинг на­ходились на расстоянии не более 50 километров от лагеря!

Берк шел вниз по течению Куперс-Крика, пока река постепен­но не превратилась в стоячее болото, а затем окончательно исчез­ла в песках пустыни. Он сделал попытку пересечь эту пустыню, но, пройдя100 километров, вынужден был вернуться.

Верблюды оказались менее выносливыми, чем люди. 28 апреля Уиллс записал в своем дневнике:

«Наш сегодняшний переход был очень коротким, потому что не успели мы пройти и мили, как один из наших верблюдов (Ланда) провалился в трясину на краю бочажка и его стало засасывать. Мы перепробовали все средства вытащить его обратно, но напрасно. Почва под ногами была очень зыбкой, и животное проваливалось все дальше. Мы пробовали подсовывать под него ветки, но верблюд этот отличался инертностью и тупостью, и мы никак не могли заставить его сделать хоть малейшую попытку высвободиться самому. Вечером мы прорыли небольшую канавку из бочажка, надеясь, что хлынувшая в нее вода подмоет слон песка и животное всплывет. Однако Этого не случилось. Верблюд между тем продолжал лежать совершенно спокойно, как будто ему и дела нет до всего этого. Казалось, что он даже доволен сложившейся ситуацией.

На другое утро, найдя верблюда в том же безнадежном поло­жении, мы после еще нескольких неудачных попыток его выта­щить потеряли всякую надежду на успех. Пришлось обреченное животное пристрелить. После завтрака мы принялись срезать но­жами все мясо, до которого нам только удавалось добраться.

Четверг 1 мая. Стартовали без двадцати минут девять. Нашего единственного теперь верблюда Раю мы нагрузили лишь самыми необходимыми вещами, большую же часть поклажи распределили между собой».

Тем, что Берк и его товарищи еще не погибли от голода, они были обязаны аборигенам, тем самым аборигенам, к которым прежде относились так недоверчиво' и подозрительно и которых отпугивали от себя ружейными выстрелами. Теперь они научились у них собирать «нарду» — особые съедобные семена — и, растирая их между камнями, получать нечто вроде муки. Хотя мука эта явно не содержала никаких питательных веществ, тем не менее ею можно было набить голодные желудки... Те же аборигены де­лились с ними рыбой и вообще старались оказывать им разные дружеские услуги. Но частенько эти люди снимались ночью с ме­ста и откочевывали на несколько километров дальше, и тогда трем европейцам нелегко было их разыскать.

Вот запись из дневника Уиллса: «Пятница, 2 мая, лагерь № 7. Мы следовали по левому берегу Куперс-Крика в западном направ­лении, как вдруг наткнулись на стоянку туземцев, разбитую пря­мо посреди высохшего руста реки. Они как раз кончали завтракать и великодушно предложили нам немного рыбы и пирога. Единст­венное, чем мы могли им отплатить,— это дать несколько рыбо­ловных крючков и сахара.

У нашей верблюдицы Раи появились признаки полного изне­можения. Все сегодняшнее утро она дрожала как в лихорадке. То­гда мы решили еще больше облегчить ее ношу, сняв с нее и на­вьючив на себя сахар, инжир, чай, какао и две или три алюми­ниевых тарелки.

Среда, 7 мая. С утра позавтракали, но когда мы решили дви­нуться дальше в путь, оказалось, что верблюд не в состоянии встать на ноги даже безо всякой поклажи. Испробовав все средства под­нять животное с земли, мы вынуждены были уйти, предоставив его своей участи. Пройдя около I7 километров, мы наткнулись на нескольких аборигенов, которые ловили рыбу. Они дали каждому из нас по полдюжины рыб и объяснили нам жестами, что мы можем пройти к их стоянке, где нам дадут еще рыбы и хлеба. 

Показав этим людям, как разжигать костер при помощи спичек, мы доставили им явное удовольствие, тем не менее они не выразили ни малейшего желания их приобрести».

30 мая Уиллс снова вернулся в старый лагерь на Куперс Крике. Он не нашел там никаких следов побывавших здесь за это время Браге и Райта, вырыл бутылку и дополнил свою преж­нюю запись новыми сообщениями.

Чем же все-таки объяснить гибель последних верблюдов? Ведь им было где пастись, да и корма хватало. Почему молодой Уиллс, 27 лет от роду, в конце концов попросил своих спутников оставить его одного у лагерного костра, а самим двинуться дальше и умер в одиночестве примерно 30 июня? Почему? Не из-за того ли, что Берк никак не мог преодолеть в себе недоверия к аборигенам? Незадолго до своей кончины, последовавшей через несколько дней после смерти Уиллса, он отогнал их от себя выстрелами из писто­лета, а когда они принесли ему сетку с рыбой, выбил ее у них из рук...

Во всяком случае последнему из троих — Джону Кингу — уда­лось остаться в живых только благодаря бескорыстной помощи аборигенов. Когда он привел их к мертвому Берку, они все горько заплакали и стали накрывать труп ветками. С этих пор они начали особенно внимательно и приветливо относиться к «последнему бе­лому человеку».

Аборигены обнаружили тело Уиллса.
										Рисунок  Е.Скотта.
										Источник: http://commons.wikimedia.org/
Аборигены обнаружили тело Уиллса.
Рисунок Е.Скотта.
Источник: http://commons.wikimedia.org/

Несколько недель спустя старый туземец, по имени Самбо, рас­сказал на одном из дальних пограничных постов Южной Австра­лии, расположенном на полдороге между Аделаидой и Куперс-Криком, что там, на севере, на берегу одной из рек живут голые белые, у которых нет ни еды, ни ружей, но зато есть верблюды.

Это сообщение, всколыхнувшее воспоминания о печальной судьбе лейхгардовской экспедиции, вызвало сразу всеобщее волне­ние. Были снаряжены сразу четыре спасательные экспедиции, причем, одна из Аделаиды. Эта экспедиция кроме 24 лошадей ис­пользовала также трех верблюдов, сбежавших от Уиллса восемь месяцев назад на Купере-Крике. Беглецы, по всей вероятности не спеша спустились вниз по течению реки, пересекли пустыню и по­явились где-то возле Маунт-Хоуплеса, где их и изловили.

На поиски пропавшей экспедиции снарядили также судно к заливу Карпентария. Третья спасательная группа направилась с побережья Квинсленда через материк на запад, чтобы попытаться найти следы Берка где-то во внутренних областях Австралии.

Но наибольшие надежды возлагались на тридцатилетнего Аль­фреда Уильяма Хоуита, имевшего к тому времени уже довольно богатый опыт по исследованию новых австралийских земель.

14 августа 1861 года он вместе с Браге выехал из Менинди в северном направлении в сопровождении 37 лошадей и семи вер­блюдов. Через 25 дней они достигли Куперс-Крика. Встречавшие­ся ему на пути аборигены были чем-то очень взбудоражены. Зави­дев караван, они, как правило, удирали со всех ног. А если их уда­валось поймать, они со страхом указывали в одном и том же направлении и жестами давали понять, что европейцам следует по­торопиться. Наконец Хоуит заметил большую стоянку аборигенов, разбежавшихся при виде приближающегося каравана. На месте осталась лишь одинокая фигурка, машущая чем-то, что уже нельзя было назвать шляпой.

Когда караван приблизился, этот человек, одетый в лохмотья, вскинул руки и без чувств грохнулся на зем­лю. Это был Кинг, единственный оставшийся в живых член экспе­диции Берка.

Через несколько дней он уже настолько окреп, что смог пове­сти Хоуита туда, где остались погибшие Берк и Уиллс. Собаки динго уже неплохо потрудились над трупами: кругом были раз­бросаны кости рук и ног Уиллса, черепа же его вообще не удалось найти. У трупа Берка не хватало кистей и ступней.

Кинга за последующие недели так закормили, что он уже не мог смотреть на пищу. Когда юношу торжественно ввозили в Мельбурн, восторженная толпа чуть пе разорвала его на части. За останками Берка и Уиллса была послана новая экспедиция. Их доставили в колонию Виктория и торжественно в сопровождении траурной процессии провезли по улицам Мельбурна, после чего последовало не менее торжественное погребение. В честь этих двух отважных путешественников был воздвигнут прекрасный памят­ник, изображавший их в более чем натуральную величину. Про других погибших членов экспедиции почему-то даже не вспоми­нали. Государственная комиссия, которой было поручено рассле­довать причины неудач экспедиции, после долгих обсуждений пришла к выводу, что особому порицанию подлежит слишком за­тянувшаяся задержка Райта в Менинди и нерешительность дейст­вий экспедиционного комитета в Мельбурне.

Аборигенов, проживающих по берегам Куперс-Крика, осыпали подарками, колония Виктория подарила им даже две тысячи квад­ратных миль земли (которые ей, между прочим, не принадлежали, поскольку Куперс-Крик находится вне пределов Виктории, а сле­довательно, аборигены и так имели полное право владеть этими землями, но подарок — есть подарок!). Впрочем, жители этих мест вскоре совершенно вымерли, к 1902 году их осталось только пять человек. А трагически окончившуюся экспедицию Берка красочно и со всеми подробностями описал Алан Муэрхед в своей книге «Куперс-Крик». Очень жаль, что эта книга не переведена на дру­гие европейские языки, так же как и два предыдущих произведения этого автора — «Голубой Нил» и «Белый Нил», в которых описывается исследование берегов Нила и Восточной Африки.

На Куперс-Крике возник город, а в 70-х годах проложили те­леграфную линию поперек континента, и ушло на это не больше двух лет. Менинди теперь важный железнодорожный узел.

Но дерево на берегу Куперс-Крика, на котором Берк и Уилле забыли вырезать дату своею прихода, что потом стоило им жизни, стоит и поныне. И до сих пор на его коре можно различить три буквы «dig» (копай).


Бернгардт Гржимек. Австралийские этюды. М., Издательство "Мысль", 1971 г., с. 103-114.


Интересно

Из трактата 1799 года: "Нет сомнения, что первый человек произведён на свет по общим законам всемирного творения. Он также, как и большая часть живот­ных, сначала образовался в зародыше и по вылуплении из оного по­лучил биение сердца и обращение крови, а вместе с тем почувствовал и потребность в пище, которую первые младенцы рода человеческо­го, то есть мужеской и женский, находили по внутреннему побужде­нию. Они жевали сочные травы и все, что природой вокруг их было приготовлено, и чем более вырастали, тем более находили средства к своему продовольствию". 

Ертов И.Д., Мысли о развитии ума в человеческом роде, в Сб.: Общественная мысль России XVIII века в 2-х томах, Т.1 / Сост.: Т.В. Артемьева, М., «Российская политическая энциклопедия», 2010 г., с. 674.   Предоставлено Викентьевым И.Л.

Catalog gominid Antropogenez.RU