Шлиман находит Трою и «сокровища царя Приама»

В  его распоряжении была примерно сотня  рабочих. Он  трудился, не зная ни сна,  ни отдыха,  и ничто не могло задержать  его  в  работе - ни коварная  и опасная малярия,  ни  острая  нехватка  хорошей  питьевой  воды, ни  несговорчивость рабочих, ни  медлительность властей, ни  неверие ученых  всего мира, которые просто считали его дураком, ни многое другое, еще худшее. 

В  самой высокой части города стоял  храм Афины, вокруг него Посейдон и Аполлон  построили стену  Пергама - так  говорил Гомер. Следовательно,  храм нужно было искать посредине холма; там же должна была находиться возведенная богами стена.  Разрыв вершину холма, Шлиман обнаружил  стену. Здесь он нашел оружие  и домашнюю  утварь, украшения и  вазы -  неоспоримое  доказательство того, что на этом месте был богатый город. Но  он нашел  и кое-что другое, и тогда впервые имя Генриха Шлимана прогремело по всему свету: под развалинами Нового  Илиона он  обнаружил  другие развалины,  под этими -  еще одни: холм походил на какую-то чудовищную  луковицу, с которой нужно  было снимать слой за  слоем.  Как  можно  было  предположить,  каждый  из  слоев  относился  к определенной эпохе. Жили и умирали целые  народы, расцветали и гибли города, неистовствовал меч  и  бушевал  огонь, одна цивилизация сменяла другую  -  и каждый раз на месте города мертвых вырастал город живых. 

Каждый  день раскопок  приносил новую  неожиданность. Шлиман предпринял свои раскопки для того, чтобы разыскать гомеровскую Трою, но за сравнительно небольшой период он и его помощники нашли не менее семи исчезнувших городов, а позднее еще два -  девять окон в прошлое, о котором до того времени ничего не знали и даже не подозревали! 

Но  какой  из этих девяти  городов  был Троей  Гомера, городом  героев, городом  героической  борьбы?  Было  ясно,  что  нижний  слой  относится   к отдаленнейшим  временам, что это самый древний  слой, настолько древний, что людям той эпохи  было еще неизвестно  употребление металлов, а верхний слой, очевидно, самый молодой; здесь и должны были сохраниться остатки того Нового Илиона, в котором Ксеркс и Александр совершали свои жертвоприношения. 

Шлиман  продолжал  свои  раскопки. Во втором  и третьем  слоях снизу он обнаружил следы пожара,  остатки  гигантских  валов  и  огромных  ворот. Без колебаний  он решил:  эти валы опоясывали  дворец  Приама,  эти  ворота были Скайскими воротами.

Он открыл бесценные сокровища с точки зрения науки. Из всего того,  что он отсылал на  родину и передавал на отзыв специалистам, постепенно все яснее вырисовывалась  картина  жизни   далекой  эпохи  во   всех  ее  проявлениях, представало лицо целого народа.

Это был  триумф Генриха  Шлимана, но  одновременно и триумф Гомера. То, что считалось сказками  и мифами, то, что  приписывалось фантазии поэта,  на самом  деле  когда-то  было  действительностью -  это  было доказано».

[...]

«Дело было утром жаркого дня. Шлиман  вместе со своей  супругой наблюдал за обычным  ходом раскопок, не слишком  рассчитывая найти что-либо новое, но все  же,  как  всегда,  полный  внимания. На  глубине  около  28 футов  была обнаружена  та  самая стена, которую Шлиман принимал  за стену, опоясывавшую дворец   Приама.  Внезапно  взгляд  Шлимана  привлек  какой-то  предмет;  он всмотрелся и  пришел  в такое возбуждение, что дальше действовал уже  словно под влиянием какой-то  потусторонней  силы.  Кто  знает, что предприняли  бы рабочие, если бы они  увидели то, что увидел Шлиман? «Золото...» - прошептал он, схватив  жену  за  руку.  Она удивленно уставилась на  него.  «Быстро, - продолжал он, - отошли рабочих домой,  сейчас же!» -  «Но...»  - попробовала было возразить красавица  гречанка. «Никаких но, - перебил он ее, - скажи им все, что хочешь, скажи, что у  меня сегодня день рождения и я  только что об этом вспомнил, пусть идут празднуют. Только быстрее, быстрее!..»

Рабочие удалились.  «Принеси твою  красную шаль!» -  крикнул  Шлиман  и прыгнул в раскоп. Он работал ножом, словно одержимый, не обращая внимания на огромные каменные глыбы,  грозно  нависшие  над его головой.  «В  величайшей спешке, напрягая  все силы,  рискуя  жизнью, ибо  большая  крепостная стена, которую я подкапывал, могла  в  любую минуту похоронить  меня под собой, я с помощью  большого ножа раскапывал клад.  Вид всех этих предметов, каждый  из которых обладал колоссальной ценностью, придавал мне смелость,  и я не думал об опасности». 

Матово поблескивала слоновая кость, звенело золото...

Жена  Шлимана   держала   шаль,  наполняя  ее  постепенно   сокровищами необычайной  ценности. Сокровища царя  Приама! Золотой клад одного  из самых могущественных  царей  седой  древности,   окропленный  кровью  и   слезами: украшения,  принадлежавшие людям, подобным богам, сокровища, пролежавшие три тысячи лет в земле и извлеченные из-под стен семи исчезнувших царств на свет нового  дня! Шлиман ни минуты не сомневался в том, что  он нашел именно этот клад. И лишь незадолго до его смерти было доказано, что в пылу увлечения  он допустил  ошибку. Что Троя находилась вовсе не во втором и не в третьем слое снизу, а в шестом и что найденный Шлиманом клад принадлежал царю, жившему за тысячу лет до Приама.

Таясь, словно  воры, Шлиман и его  жена осторожно перенесли сокровища в стоявшую неподалеку хижину. На  грубый деревянный стол легла груда сокровищ: диадемы  и застежки, цепи  и блюда,  пуговицы, украшения,  филигрань. «Можно предположить, что кто-либо из семьи Приама в спешке уложил сокровища в ларь, так и не успев вынуть  из  него  ключ, и попытался их  унести, но  погиб  на крепостной стене от руки  врага или был настигнут пожаром. Брошенный им ларь был сразу же погребен под обломками стоявшей  неподалеку дворцовой постройки и  пеплом, образовавшими слой в  пять-шесть  футов».  И  вот фантазер Шлиман берет пару серег, ожерелье и  надевает  эти старинные тясячелетние украшения двадцатилетней гречанке - своей красавице жене. «Елена...» - шепчет он.

Но как поступить с кладом?  Шлиман не сможет сохранить находку в тайне, слухи о  ней все  равно просочатся. С помощью  родственников жены он  весьма авантюристическим  образом  переправляет  сокровища  в  Афины,  а оттуда  на родину. И когда по требованию турецкого посла его дом опечатывают, чиновники не находят ничего - золота и след простыл. 

Можно ли назвать его вором? Законодательство Турции допускает различные толкования вопроса о принадлежности античных находок, здесь  царит произвол. Стоит  ли  удивляться тому,  что  человек, который  ради осуществления своей мечты перевернул всю свою  жизнь, попытался спасти для себя  и тем самым для европейской науки золотой клад?  Разве за семьдесят лет до этого Томас Брюс, лорд  Эльджин  и  Конкардин  не поступили  так же?  Афины в те  времена  еще принадлежали Турции.  В  фирмане, полученном лордом  Эльджином,  содержалась следующая  фраза: «Никто не должен чинить ему препятствий, если  он пожелает вывезти из  Акрополя  несколько каменных  плит  с надписями  или  фигурами».

Эльджин  очень  широко  истолковал эту  фразу:  он отправил в Лондон  двести ящиков  с  архитектурными  деталями  Парфенона.  В  течение  нескольких  лет продолжались  споры  о  праве  собственности  на  эти великолепные памятники греческого искусства.  74 240 фунтов  стоила лорду Эльджину его коллекция, а когда  в 1816  году декретом парламента она была приобретена для Лондонского музея,  ему  заплатили  35  000  фунтов,  что  не составило  и  половины  ее стоимости.

Найдя «сокровища  царя Приама», Шлиман почувствовал, что достиг вершины жизни. Можно ли было после такого успеха рассчитывать на что-нибудь большее?»

«Да, во время своих первых раскопок Шлиман допустил серьезные ошибки. Он уничтожил  ряд древних сооружений, он разрушил стены, а все это представляло определенную ценность. Но Эд. Майер,  крупнейший  немецкий историк,  прощает ему это. «Для науки, -  писал он,  - методика  Шлимана, который начинал свои поиски   в   самых   нижних  слоях,   оказалась   весьма  плодотворной;  при систематических  раскопках  было  бы  очень  трудно обнаружить  старые слои, скрывавшиеся  в толще холма, и тем  самым ту культуру, которую мы обозначаем как троянскую». 

Трагической  неудачей  было  то, что  именно первые его  определения  и датировки почти все оказались неверными. Но  когда Колумб открыл Америку, он считал,  что  ему  удалось достичь берегов Индии,  - разве это умаляет  хоть сколько-нибудь его заслуги?»

Из книги: К.В. Керам. «Боги. Гробницы. Ученые»