"...в России наука не стоит на почве, на которой желательно было бы её видеть, что всюду примешиваются личные интересы, вопросы национальности отдельных личностей и т.д. К сожалению, прибавлю я, это всё верно не только в России, но и всюду. Самое лучшее, что "учёный" (т.е. такой, который действительно смотрит на науку, как на цель жизни, а не как на средство) может сделать, это идти вперёд своею дорогою, не обращая внимание на мнение толпы направо и налево! К сожалению, весьма многие из так называемых "учёных" относятся к науке, как к дойной корове, которая обязана снабжать их ежедневным продовольствием, что делает из учёных – ремесленников и иногда даже просто шарлатанов. В таком случае научная истина – дело второстепенной важности для таких господ (а их, к сожалению, много, наука, приносящая им больше грошей, – самая привлекательная; им приходится ухаживать за толпою и её вкусами..." Н.Н. Миклухо-Маклай, 1881 г.
Некоторые выводы
Научный редактор АНТРОПОГЕНЕЗ.РУ, к.б.н., доцент кафедры антропологии биологического факультета МГУ им. Ломоносова
Специально для портала "Антропогенез.РУ".
Авторский проект С.Дробышевского. Электронная книга даст читателям базовую информацию о том, что известно современной науке о древней родословной человека.
Подводя итог, можно заметить, что есть целый набор факторов, определяющий возможность сохранения "протоморфности" или, напротив, быстрого "прогресса".
Адаптивная важность признака приводит к сохранению облика в постоянных условиях среды, но быстрому изменению при миграциях или изменении условий обитания. Именно поэтому адаптивные признаки часто являются ведущими для характеристики "больших" – более-менее стабильных – рас.
Малая численность и изолированность ведут к быстрому накоплению экзотических особенностей. Генетико-автоматические процессы усиливаются географической изоляцией, как в случае с Полинезией, экологической изоляцией – как в случае с Центральной и Южной Африкой и группами негрито, социальной изоляцией – в Меланезии, или же, напротив, могут ослабляться развитой системой межгрупповых брачных связей – в случае Австралии. В Северной и Южной Америке в разных регионах действовали разные варианты.
Рывок производительности труда – с появлением производящего хозяйства – в условиях отсутствия значительных географических барьеров мог способствовать резкому увеличению численности и ареала отдельных групп с вытеснением и поглощением соседних, менее продвинутых экономически, в результате чего формировались "большие" расы. Повторимся, что это тот же "эффект основателя", но в масштабах частей света. Такая ситуация, видимо, привела к появлению в прошлом монголоидов и европеоидов, возможно, также негроидов и меланезийцев.
Развитие государственности приводит к нивелировке расовых вариантов вследствие резкого ослабления изоляции и увеличения мобильности и метисации населения. Поэтому в регионах древнейшей государственности – на Ближнем Востоке, в Северной Африке, в Южной Европе, в Китае – расовые варианты занимают огромные ареалы и плавно переходят в соседние.
Большая численность и относительная панмиксия препятствуют закреплению новых признаков.
Впрочем, расстояние имеет значение, никто не отменяет и метисацию с иными расовыми вариантами, почему в пределах "больших" рас неизбежно начинают складываться "малые".
Военные столкновения и захваты влияют на судьбу расовых типов по-разному, в зависимости от уровня развития враждующих сторон, их потребностей, целей и численности. Очень низкий уровень социального развития охотников-собирателей обычно не позволяет группам уничтожить друг друга, да они редко и стремятся к этому, довольствуясь наличными ресурсами своей территории и стремясь лишь охранить её от конкурентов. Уровень развития примитивных земледельцев и скотоводов, не имеющих государственности или имеющих лишь её зачатки и не нуждающихся в дополнительной производительной силе рабов, но жаждущих захвата территорий – один из самых кровожадных; столкновения групп этого уровня в истории часто приводили к геноциду. Уровень высокоорганизованных обществ со сложной государственностью подразумевает гораздо более практичное и потому гуманное использование человеческих ресурсов; при захвате территории люди начинают рассматриваться уже не как досадная помеха, а как ещё один источник доходов, ведь покорённое население можно использовать для рабского труда или регулярного выколачивания дани. Если местного населения много, а захватчиков мало (ситуация, которая может возникнуть только в случае неоспоримого военного превосходства агрессоров, что, в свою очередь, обусловлено их высоким организационным уровнем и техническим развитием), то местные расовые типы имеют хорошие шансы сохраниться. Если уровень развития воюющих сторон различается уж очень резко (ярчайший пример: англичане в Тасмании в XIX веке; можно привести ещё сотню других примеров подобного рода), и покорённая сторона не может быть эффективно задействована в планах покорителей, она имеет много шансов быть уничтоженной.
Для большинства вышеперечисленных факторов исходным и первостепенным по важности параметром является обилие ресурсов и их доступность на данной территории, являющиеся, в свою очередь, производной географических условий. Недостаток ресурсов приводит к хитроумной адаптации в случае, когда людям некуда деваться из данной местности (например, на океанических островах или в тропических дождевых лесах, а ещё лучше – в лесах на островах – случай с негрито) или миграциям на чужбину в поисках светлого будущего с проявлениями "эффекта основателя" (случай с полинезийцами). Так заселяется "периферия". Обилие ресурсов при их нестабильности и труднодоступности ведёт к периодическим всплескам или провалам численности и проявлению "эффекта бутылочного горлышка" (многочисленные негрские группы Африки). Обилие ресурсов при их доступности ведёт к росту численности населения и через это – к стабильности расовых признаков, формируется "центр" и соответствующая ему "большая" раса (монголоиды, европеоиды).
При этом стоит помнить, что одна и та же территория может выглядеть бедной или богатой ресурсами в зависимости от уровня развития общества и его нужд.
Скажем, Меланезийские острова могли прокормить минимум охотников-собирателей, но ныне там живут миллионы земледельцев.
Север Западной Сибири во все времена был глубочайшей "периферией", болотистые леса и тундры обеспечивали выживание крайне немногочисленного населения. Когда же появилась потребность в газе и нефти, те же самые районы стали источником сказочного богатства, которым пользуются – прямо или косвенно – миллионы людей во многих странах.
"Центр" и "периферия" могут меняться местами в зависимости опять же от наличия ресурсов и возможностей их использования. Ближний Восток стал "центром" в шумерские и ассирийские времена, когда тут цвело земледелие, и оказался "периферией" к XIX веку, когда почвы оказались окончательно истощены, а ирригация заброшена. Европа была "периферией" в каменном веке, когда немногочисленные охотники гонялись за мамонтами и кабанами, но возвысилась до статуса "центра" с античности до современности, когда тут утвердились мощнейшие государства, подчинившие остальной мир и заселившие мигрантами половину планеты.
Таким образом, формирование рас – закономерный, а не случайный процесс, поддающийся анализу и даже прогнозу (правда, трудно проверить достоверность подобного прогноза – ждать придётся слишком долго). Впрочем, обилие факторов и индивидуальность исторических ситуаций приводят к тому, что прогностическая ценность выявляемых закономерностей не слишком велика: каждая раса имеет свою неповторимую историю, шаблонов в этом деле нет.
"Центральные" расы не прогрессивнее "периферийных", "периферийные" – не "застойнее", не "протоморфнее" и уж никак не "недифференцированнее".
Они просто различаются численностью и историей, ареалом и условиями жизни. Конечно, приятно чувствовать себя в "центре" и "на пике прогресса", но история учит, что не стоит самодовольно переоценивать себя и слишком задирать нос – каким-то будет будущее?..
