Сухой закон для поселка и джин для Председателя

Трудно оценить даже главный показатель, обычно используемый в подобного рода исследованиях – уровень потребления алкоголя. В советский период ориентировались на "потребление алкоголя из государственных ресурсов", но после отказа государства от монополии на производство и продажу алкоголя (1992 г) показатели сбыта спиртных напитков, особенно на Севере, к надёжной статистике отнести нельзя.

Другой широко используемый критерий – связанная с алкоголем смертность. Но и без того невысокая точность российской медицинской статистики на Севере еще более снижается из-за малой численности аборигенного населения, когда каждый случай заболевания приобретает значительный статистический "вес".

Исследование употребления алкоголя путем проведения опросов населения также имеет ряд ограничений. Точность этого метода вообще невысока; к тому же представители разных культур по-разному относятся к употреблению спиртных напитков. В «европейских» обществах употребление алкоголя часто скрывается или преуменьшается. Однако индейцы и эскимосы американского Севера, напротив, склонны завышать количество потребляемого алкоголя, стремясь поддерживать устойчивый стереотип «аборигена под хмельком» [12]. Подобная этнокультурная специфика может существенно искажать реальную картину и в обществах коренных северян Российской Федерации.

Но как бы несовершенна ни была статистика, несомненно, что потребление алкоголя северными аборигенами России очень высоко. Экспертные оценки относительно ситуации в различных регионах (Чукотке, Якутии, Бурятии, Мурманской и Сахалинской областях) весьма близки. Поэтому в качестве примера приведем данные по одному только Чукотскому автономному округу. Интересующие нас материалы Института терапии СО РАМН получены в период, когда еще можно было ориентироваться на «потребление алкоголя из государственных ресурсов». Так вот, в 1991 году у чукчей и азиатских эскимосов средняя разовая доза приема алкогольных напитков составила 177,6 г у мужчин и 74,3 г у женщин [9]. С учетом частоты употребления спиртного подсчитали, что среднегодовое подушевое потребление алкоголя аборигенами Чукотки близко к 6 л (в пересчете на чистый спирт). При этом в целом по округу через торговую сеть было распространено по 4,5 л чистого спирта на душу населения. Таким образом, на одного «условного» аборигена приходилось как минимум на четверть больше выпитого спирта, чем на среднестатистического жителя округа (на самом деле разница ещё значительнее: по мере роста условной «доли аборигена» объем алкоголя, приходящегося на «остальных» жителей Чукотки, уменьшается).

Упомянутое исследование проводилось в период антиалкогольной кампании 1985-91 годов, поэтому указанные объемы потребляемых спиртных напитков не так уж высоки.

Действительно, в период «свободной доступности» спиртного, в 1980 году, «среднестатистический» житель Чукотки за год выпил  существенно больше, 15 л чистого спирта, в полтора раза превысив среднедушевой показатель по РСФСР - 10,5 л [8].

Приведенные цифры относятся к временам давним, но за прошедшие годы ситуация изменилась, к сожалению, не в лучшую сторону. Соотношения в потреблении алкоголя между представителями разных географических (Россия/Север) и этнических групп (приезжие/аборигены) остались без изменений, а вот общее количество выпиваемых спиртных напитков (в пересчете на чистый спирт) существенно возросло [5]. С 1980 по 1999 год среднедушевое потребление спиртного в РФ выросло с 10,5 до 14,5 литров. Ориентируясь на эти показатели, можно ожидать, что алкоголизация населения северных регионов, и в особенности аборигенных общин, достигла ужасающих величин.

Огромную проблему представляет распространенность пьянства среди женщин-северянок. Доля пьющих женщин среди аборигенов Субарктики и Арктики практически так же велика, как и мужчин [4]. В результате детьми и подростками алкогольное поведение членов семьи воспринимается как «обыч­ное», злоупотребление спиртным становится «естественной» составляющей образа жизни. Так, судя по результатам опроса, проведенного сотрудниками Кольского медицинского колледжа, половина учащихся саамов и коми-ижемцев не видит в употреблении спиртных напитков ничего плохого. Каждый пятый из них употребляет алкоголь хотя бы раз в неделю, а то и чаще.

Последствия такого отношения к спиртному поистине катастрофические.

Алкогольный урон коренного населения высоких широт значительно превышает потери даже живущих рядом представителей других этнических групп. Согласно нашим оценкам, злоупотребление спиртным явилось причиной 29,3% всех смертей хантов и манси Березовского р-на Ханты-Мансийского АО, и 15,3% русских жителей тех же поселков [2]. Последовавшие в результате употребления спиртного отравления, травмы, самоубийства и болезни сердца вызвали в полтора раза больше смертей среди чукчей и эскимосов, чем среди некоренных жителей Чукотки (195,8 и 284,9 смертей на 1000 умерших [6]).

Мы уже упомянули, что женщины-северянки почти не отстают от мужчин в пристрастии к спиртному. Это отражается и в специфике алкогольных потерь. Смертность от алкоголя женщин ханты и манси в пять раз выше по сравнению с соседками-русскими (соответственно 15,2 и 3,5%). Алкогольные потери женщин коренного населения Чукотки в 1980-1994 годах также в среднем в 2,3 раза превышали показатель, вычисленный для всех женщин округа.

В 1994 году алкоголь стал причиной 18,8% смертей всех женщин Чукотского АО, и 42,2% смертей коренных северянок [3].

По-видимому, причины высоких алкогольных потерь аборигенных женщин (почти таких же, как и у мужчин) можно объяснить традициями арктических культур. Вследствие сравнительно недавнего знакомства со спиртным, его употребление не считается коренными северянами столь «зазорным» для женщины, как в славянском или европейском обществе. Отсутствие систем культурной защиты от влияния алкоголя, подобных тем, что веками складывались в «земледельческих» регионах планеты, в наши дни обернулось ещё одним тяжелым ударом по общинам арктических аборигенов.

Каковы же причины употребления алкоголя, приводящего к столь страшным последствиям?

Для человека, оказавшегося в стрессовой ситуации, обусловленной повсеместным на Севере крушением исконного образа жизни, естественно желание снять эмоциональное напряжение. Специфические формы психотерапевтической коррекции были выработаны обществами коренных северян ещё в древности: это разнообразные календарные праздники, ритуалы, в том числе связанные с традиционной религией – шаманизмом. Однако в советское время они были либо искоренены, либо деформированы настолько, что реально своей функции выполнять не могли. Возникший почти четыре столетия назад и становившийся все более интенсивным контакт коренных северян с алкоголем привел к тому, что в последние полвека спиртное воспринимается ими как основной, зачастую - единственный способ избавиться от душевного дискомфорта.

К сожалению, представление о «традиционности» употребления алкоголя северянами, поддерживают, сами того не желая, даже врачи-наркологи. В России распространена так называемая ?-(эта)-форма алкогольной зависимости, при которой употребление спиртного оправдывается, зачастую очень утрированно, «национальными обычаями» (кто не слышал сакраментального вопроса: «Ты что от водки отказываешься – не русский, что ли?»). Идеи о «традиционности» снятия напряжения с помощью алкоголя переносятся наркологами и на коренных северян. Основания для таких взглядов, на первый взгляд, есть. У аборигенов опьянение часто сочетается с обманами восприятия, напоминающими «погружение в транс». Для наблюдателя, принадлежащего к европейской культуре, это может выглядеть как элемент «древних обычаев общения с духами». Проблема, однако, в том, что правомерность распространения ?-формы зависимости от алкоголя на коренных северян не только не доказана, но даже толком не изучалась. Так что от упоминания об «этнических» традициях употребления алкоголя северянами лучше воздержаться.

Немало вопросов ставят и медико-биологические аспекты проблемы.

Широко распространено мнение, будто коренные северяне «генетически предрасположены» к развитию алкоголизма. Из этого обычно делают вывод, что ничего уж тут не поделаешь, разве что силовыми методами: сухой закон вводить в поселках, или запрещать продажу спиртного «по этническому признаку». В конце 1980-х подобные меры практиковались. В поселках, имевших статус «национальных», продажа водки и широко распространенного на Севере 95-градусного «спирта питьевого» (выпускался и такой – нечего в Арктику воду возить, спирт и на месте разбавить можно) была ограничена: алкоголь завозили один-два раза в месяц.

Беда в том, что «пьяные дни», следовавшие за этими «завозами», и обеспечивали едва ли не большую часть печальной статистики алкогольных отравлений, убийств, самоубийств и несчастных случаев «в состоянии опьянения».

В общем, вводимый «сверху» сухой закон для поселков себя не оправдывал.

Но верна ли предпосылка? Как насчет «генетической предрасположенности»?

Действительно, некоторые элементы сложной схемы метаболизма спирта (этанола) в организме человека находятся под генетическим контролем. Наиболее изучены в этом отношении два этапа переработки этанола в печени. На первом, проходящем под действием фермента алкоголь-дегидрогеназы, спирт превращается в токсичный ацетальдегид. Скорость работы алкоголь-дегидрогеназы определяет аллель ADH1B*47His. Второй этап – расщепление ацетальдегида. Если ферменты второй группы работают медленно (это обеспечивает аллель ALDH2*2), в организме в короткое время скапливается большое количество токсинов. Развиваются признаки отравления: головокружение, учащенное сердцебиение, потливость, тошнота и покраснение кожи лица (характерное внешнее проявление, по которому весь симптомокомплекс и получил название флаш-реакции, «вспыхивания»). Главный эффект флаш-реакции – чувство дурноты, заставляющее многих (к сожалению, не всех – человек, он все превозмогает…) прекратить дальнейший прием спиртного.

Несколько утрируя, можно сказать, что сочетание аллелей ADH1B*47His и ALDH2*2 определяет степень «противности» алкоголя для конкретного человека.

У представителей различных этнических и расовых групп частоты аллелей существенно различаются. Комплексная флаш-реакция наиболее характерна для народов юга Восточной Азии – японцев, китайцев, корейцев, до 76% которых являются носителями аллеля ADH1B*47His, и 24-35% - ALDH2*2. В обществах с распространенной ?-формой алкогольной зависимости (о ней мы уже говорили) о таких народах сложилось вполне определенное представление: «люди там ничего, душевные, но в питии слабы». Действительно, объемы потребления спиртного в странах Восточной Азии существенно ниже, чем в Европе, где аллель ALDH2*2 почти не встречается, а частоты ADH1B*47His варьируют от 0 (коми) до 1-10% (финны, шведы, русские), лишь в редких группах достигая 18% (чуваши).

Разумеется, и в популяциях с высоким носительством интересующих нас аллелей часть индивидов устойчива к действию алкоголя. По-видимому, сочетанием редкого для китайцев генотипа с «атипичным флашингом» отличался Мао Цзэдун: способность Председателя выпить гораздо больше, чем «обыкновенный человек», производила на окружавших сильное впечатление. Видно, неспроста американские журналисты, направляясь в 1940-х годах в «Особый район Китая», везли товарищу Мао бутылки с голландским джином…

Тема генетического контроля метаболизма этанола и межэтнических различий частот соответствующих генов стала активно обсуждаться более 30 лет назад [10]. Почти сразу решили, что «азиатские» частоты аллелей должны быть характерны и для коренных народов Севера. Предположение, в общем, логичное: чукчи, эскимосы, ненцы относятся к монголоидной расовой группе, как и китайцы. В популярных изданиях такая точка зрения прочно укоренилась, да вдобавок слова о «генетической детерминированности метаболизма этанола» стали понимать как синоним «предрасположенности к алкоголизму». Этого было достаточно, чтобы в «европейском» обществе сложилась очередная легенда «о северных аборигенах».

Справедлива ли она?

По-видимому, нет.

Прежде всего, как мы видели, специфическое для южных азиатов соотношение аллелей отнюдь не определяет «тяги» к алкоголю – скорее наоборот, оно обеспечивает защиту от чрезмерного употребления спиртного.

Во-вторых, как показывают исследования, в том числе и наши, частоты аллелей ADH1B*47His и ALDH2*2 у коренных жителей Арктики вовсе не «азиатские». Напротив, они практически не отличаются от характерных для популяций центральной и северной Европы [1]. Аллель ALDH2*2 у северян отсутствует, а концентрация ADH1B*47His у чукчей и эскимосов достигает лишь 2-3 процентов.

Таким образом, если основываться на чисто генетической стороне вопроса, правильнее всего заключить, что коренные северяне не имеют специфической генетической защиты от алкоголя – так же, как русские, коми, финны «и прочие разные шведы».

Но вот определенной спецификой биохимических процессов усвоения алкоголя коренные жители высокоширотных регионов действительно отличаются. Метаболизм этанола у них замедлен, его концентрация дольше остается высокой, превышающей «нормальный» для европейцев уровень [10].

Стройной концепции, объясняющей этот феномен, до сих пор нет. К распространенным в 1970-х годах идеям относительно роли эндогенного этанола, вырабатываемого самим организмом (вернее, обитающими в кишечнике человека бактериями), сегодня многие специалисты относятся с осторожностью. Но вот на данные, свидетельствующие о возможной связи обмена спиртов с характерным для коренных северян «белково-жировым» типом питания, обратить внимание следует. Дело в том, что поступление в кровь пищевых жиров запускает цепочку биохимических процессов, в результате которых в крови понижается содержание «гормонов стресса» - кортикостероидов.

Таким образом, традиционный для северян белково-липидный рацион обладает антистрессовым действием [7]. Отказ же от традиционной диеты может способствовать повышению тяги к алкоголю.

Связанное с переходом к покупной «европейской» пище снижение количества жиров в рационе ведет к увеличению концентрации кортикостероидов и соответственно - повышению уровня тревожности, снять которую человек зачастую стремится испытанным «алкогольным» способом. К тому же приходящий извне этанол обеспечивает дополнительное поступление энергии (7,1 ккал на каждый грамм спирта), что также способствует снятию напряжения.

Эти биологические особенности северян даже при одинаковых частотах детерминирующих обмен этанола аллелей могут приводить в группы «проблемно пьющих» и «имеющих алкогольную зависимость» не 9-10% употребляющих спиртное, как в среднем в России и США, а заметно больше.

Но как бы ни был велик вклад физиологических факторов, объяснять сложившуюся ситуацию только ими и оставлять без внимания социальные предпосылки «северного алкоголизма» нельзя.

Распространение безработицы среди коренных северян, сложности их адаптации к реалиям «техногенной цивилизации», исчезновение ряда элементов традиционных культур и многие другие причины ведут к негативным психологическим последствиям [4]. В ситуации, кажущейся безысходной, люди начинают безразлично относиться к своей жизни и здоровью, что проявляется в снижении уровня самосохранительного поведения. Коренные народы Севера России остаются один на один со злейшим врагом - алкоголем.

Что же делать?

Политика «сухого закона», принимавшаяся в разное время правительствами США, Финляндии, Норвегии, Канады, положительных результатов не приносила, в том числе и в общинах коренных северян. В СССР аналогом «сухого закона» была антиалкогольная кампания 1985-91 годов. Предпринимавшиеся в её рамках мероприятия в группах аборигенного населения Севера позволили достичь положительного результата лишь на короткое время. К долговременному устойчивому снижению потребления алкоголя ни на Севере, ни в стране в целом, кампания не привела, а отмена государственной монополии на производство и оборот спиртных напитков вызвала почти мгновенную утерю всех «демографических достижений» конца 1980-х.

Запретительно-карательная алкогольная политика государственных структур показала свою несостоятельность. Однако она принесла и определенную пользу, прежде всего тем, что помогла северянам увидеть одного из своих главных врагов – алкоголь.

Это чрезвычайно важно, поскольку значительное место в антиалкогольных программах на Севере должно отводиться социальным службам и общественным организациям с выраженной этнокультурной ориентацией. В решении проблем, вызванных пьянством и алкоголизмом в арктических популяциях, чрезвычайно высока роль семьи и особенно – общины, влияние которой традиционно сильно.

Серьезная и эффективная помощь «проблемно пьющим» северянам невозможна без знания этнической психологии.

Но в этом врач-нарколог, как правило, выходец из иноэтничной среды, отстает от хорошего шамана.

Между тем, опыт Канады и США показывает, что заметную роль в борьбе с пьянством в аборигенных общинах играют различные формы традиционной медицины. Американские исследователи рекомендуют при этом сочетать традиционные подходы, присущие каждой аборигенной группе, с современными «западными» методами лечения пьянства и алкоголизма: применение только тех или других способов не даёт желаемого результата [11]. По нашему мнению, именно такой путь наиболее перспективен.

Итак, устоявшееся в российском обществе мнение, будто склонность к пьянству и алкоголизму – едва ли не врожденная особенность «народов Севера» должно быть пересмотрено. Потребление алкоголя в среде коренных северян в первую очередь – следствие ослабления самосохранительного поведения, отражающего социальную дезадаптацию аборигенных обществ. Потеря цели, отсутствие ориентиров, ощущение собственной «ненужности» и «бесполезности» в мире, который становится иным – вот основные причины кризиса. Алкогольная ситуация является лишь его отражением.

Исследование поддержано грантом РФФИ 05-06-80427. 

Эта статья стала победителем конкурса популярных статей РФФИ 2006 года.

Место первой публикации: журнал Природа, 2007, 8: 45-49.