Пигмеи и мёд

На этот раз они приспособили к копьям на­конечники, похожие на долото. Щепки летели во все сто­роны, батва кашляли и плевались от густого дыма. Один из них засунул руку в дерево и извлек оттуда соты, с которых капал золотистый мед. Они ели, смеялись и отмахивались от пчел, сердито жужжащих вокруг. В некоторых сотах попа­дались белые личинки. Их тоже съедали, выплевывая только воск. Мед тек по рукам и груди батва, пчелы садились на них и жалили. Наконец, мои спутники облизали руки и спря­тали остатки меда в маленькие сосуды из тыквы, которые они всегда носили с собой.

Дождливый сезон еще не кончился. Часто неожиданный порыв ветра, сотрясавший верхушки деревьев над нашими головами, был предвестником грозы. Вслед за порывом ветра наступала тишина, воздух застывал в неподвижности, лес безмолвно и обреченно ждал. Затихал даже пронзительный треск цикад. Иногда издали доносился птичий крик, корот­кий, одинокий звук, от которого тишина казалась еще глубже. Раздавался грохот, сперва отдаленный и неясный, затем гром­кий и настойчивый, накатываясь все ближе и ближе, и, нако­нец, ливень окутывал все серыми полотнищами. Мы стояли, прижавшись к стволу дерева, выглядывая из-под куска пла­стика, растянутого над головами. Дождь низвергался сплошной пеленой, и за нею казались расплывчатыми очертания деревьев по ту сторону оврага. Эти неожиданно налетающие ливни прекращались так же внезапно, как и начинались.

Батва, дрожа в похолодавшем воздухе, решили развести костер. Батака вывалил содержимое своего мешка на землю. Там оказался засохший початок кукурузы, небольшой само­дельный нож, коробок спичек, завернутый в тряпку, несколь­ко листьев табака, деревянная трубка и две палочки длиной около двух футов каждая. Батака тщательно обернул их листьями и обвязал лианой, а затем, быстро вращая палку между ладонями, прижал ее конец к другой палке. От трения появились мельчайшие стружки, похожие на пену. Батака работал все быстрее и быстрее. Глаза его выпучились, а на лбу заблестели капли пота. Через несколько минут стружка задымилась и затлела. Тогда он оторвал кусочек материи от своей куртки и поднес вместе с сухими листьями к тлеющей стружке. Теперь я понял, почему его куртка состояла в основ­ном из швов, на которых болтались отдельные лоскуты: курт­ка уже давно перестала служить для защиты его тела и стала лишь намеком на одежду.

Скоро загорелся веселый огонек. 

Джордж Б. Шаллер, Год под знаком гориллы. М., «Мысль»,1968 г., с. 56-57.