«Так называемые литературные и научные круги в Англии позволяют в настоящее время протоплазме, происхождению видов и т.п. со священным трепетом убедить себя, что не бог создал вселенную. Я знал три поколения Дарвинов – деда, отца и сына, - все атеисты! Брат современного знаменитого натуралиста… рассказал мне, что в имуществе своего деда [т.е. Эразма Дарвина] он обнаружил печать с выгравированной на ней надписью: «Omnia ex conchis» [т.е. «Всё из - раковин»]. Несколько месяцев назад я видел натуралиста; я сказал ему, что читал его «Происхождение видов» и другие сочинения и что он никоим образом не убедил меня в том, будто люди произошли от обезьян, но гораздо более преуспел убедить меня, что он и его так называемые научные собратья весьма близко привели современное поколение англичан к обезьянам. Прекрасный человек этот Дарвин и с добрыми намерениями, но с очень слабым интеллектом. О! Печально и ужасно видеть почти целое поколение мужчин и женщин, претендующих на то, чтобы называться культурными, и смотрящих на всё вокруг с тупым видом и не находящих бога в этой вселенной. Я полагаю, что это – реакция против господства ханжества и пустого лицемерия, признававших за веру то, во что в действительности вовсе не верили. И вот чего мы достигли: всё произошло из лягушачьей икры, евангелие грязи – порядок дня. Чем более я старею, - а я стою уже на краю вечности, - тем чаще вспоминаю поучение катехизиса, которое я выучил, будучи ребенком, и смысл которого становится для меня всё яснее и глубже: «В чем великая цель человека? Славить господа и вечно радоваться ему!» Никакое евангелие грязи, учащее, что человек произошел от лягушек через обезьян, никогда не сможет оставить эти слова без внимания».
Цитируется по: С.Л. Соболь. Новые материалы к биографии Ч.Дарвина. В книге: Чарльз Дарвин. Воспоминания о развитии моего ума и характера. М., Издательство Академии наук СССР, 1957 г., с. 27.
А вот что написал Чарльз Дарвин в своей автобиографии в 1881 г.:
«Последний, о ком мне хочется упомянуть, это – Карлейль. Я встречался с ним несколько раз в доме моего брата, а раза два или три он бывал и у меня. Говорил он очень красочно и интересно, так же как и писал – но иногда – слишком долго об одном и том же. Помню один забавный обед у моего брата, на котором в числе немногих других гостей были Баббедж и Лайелль – оба любившие поговорить. Но Карлейль заставил молчать обоих, разглагольствуя в продолжение всего обеда о преимуществах молчания. После обеда Баббедж с самым мрачным видом поблагодарил Карлейля за его крайне интересную лекцию о молчании.
Не было почти ни одного человека, над которым Карлейль не издевался бы. Однажды, находясь у меня, он назвал «Историю» Грота «вонючим болотом, в котором нет ничего одухотворенного». Пока не появились его «Воспоминания», мне всё казалось, что издевки его, - отчасти, по крайней мере, - не более, чем шутки, но теперь я склонен сильно сомневаться в этом. У него было выражение лица подавленного, почти совсем павшего духом, но доброжелательного человека, и хорошо известно, как он умел от души смеяться. Думаю, что доброжелательность его была искренней, хотя ее портила не малая примесь зависти. Не подлежит никакому сомнению его необычайная способность живописать события и людей, причем, как мне кажется, гораздо более ярко, чем любой образ, созданный Маколеем. Иной вопрос, верны ли его изображения людей.
Он был всемогущ, когда хотел запечатлеть в человеческих умах некоторые великие истины морали. И вместе с тем, его взгляды на рабство были возмутительны. В его глазах сила была правом. Ум его казался мне очень узким, если даже не принимать во внимание естествознание, все отрасли которого он презирал. Меня удивляет, что Кингсли мог говорить о нем как о человеке, который был вполне способен способствовать развитию науки. Презрительный смех вызывало у него утверждение, что математик Юэлл может судить, - а я утверждал, что может, - о воззрениях Гёте на [природу] света. Ему казалось страшно смешным, что можно всерьез интересоваться тем, двигался ли ледник несколько быстрее или несколько медленнее и двигался ли он вообще. Насколько я могу судить, никогда не встречал я человека, который по складу своего ума был бы в такой степени неспособен к научному исследованию».
Источник:Чарльз Дарвин. Воспоминания о развитии моего ума и характера. М., Издательство Академии наук СССР, 1957 г., с. 121-122.
