"...в России наука не стоит на почве, на которой желательно было бы её видеть, что всюду примешиваются личные интересы, вопросы национальности отдельных личностей и т.д. К сожалению, прибавлю я, это всё верно не только в России, но и всюду. Самое лучшее, что "учёный" (т.е. такой, который действительно смотрит на науку, как на цель жизни, а не как на средство) может сделать, это идти вперёд своею дорогою, не обращая внимание на мнение толпы направо и налево! К сожалению, весьма многие из так называемых "учёных" относятся к науке, как к дойной корове, которая обязана снабжать их ежедневным продовольствием, что делает из учёных – ремесленников и иногда даже просто шарлатанов. В таком случае научная истина – дело второстепенной важности для таких господ (а их, к сожалению, много, наука, приносящая им больше грошей, – самая привлекательная; им приходится ухаживать за толпою и её вкусами..." Н.Н. Миклухо-Маклай, 1881 г.
Ископаемая обезьяна или ископаемый человек?
Согласно одной точке зрения, развитой в трудах французского нейрохирурга Ж. Антони и советского антрополога М. И. Урысона [1970], в настоящее время наука не располагает, да и вряд ли когда-либо будет располагать морфологическим критерием, с помощью которого можно было бы отдифференцировать ископаемую высокоразвитую человекообразную обезьяну от древнейшего человека, находившегося на самом начальном этапе своего развития. Между той и другим невозможно провести морфологическую грань. Эта невозможность обусловлена не отсутствием в современной науке соответствующих тонких методов, которые позволили бы установить морфологические различия, а тем, что такие формы почти не различались между собой в морфологическом отношении. Единственным надежным критерием «человечности» ископаемого высокоорганизованного примата могут служить следы его деятельности в виде орудий труда.
Многие исследователи не соглашаются с такой точкой зрения и утверждают существование морфологических критериев, позволяющих отграничить древнейшего человека от ископаемой человекообразной обезьяны. В советской антропологической литературе эти взгляды развиты В. П. Якимовым [1966] и В. И. Кочетковой [1973]. Поддерживается положение о «мозговом Рубиконе», отделяющем людей от животных и проходящем в пределах класса 700—800 см3, с естественным захождением индивидуальных вариаций. Мы полагаем, прав А. А. Зубов [1973], утверждающий, что главным было усложнение структуры мозга при переходе от обезьяны к человеку, появление в коре мозга, как об этом свидетельствуют слепки эндокранов, специфических человеческих черт. Рассматривая вопрос о морфологических критериях, которые позволяют отнести ту или иную неясную находку костных остатков к человеку, а не к обезьяне, Зубов справедливо подчеркивает, что решающим тут должно быть не только наличие и количество признаков сходства с человеком, но и то, в какой мере они связаны с самой существенной особенностью гоминид, с трудовой деятельностью. Здесь прежде всего следует обратить внимание на высокое развитие и сложную дифференциацию ведущей системы органов труда, т. е. рук и головного мозга. С другой стороны, нельзя забывать, что первые существа, только что перешедшие к трудовой деятельности, ничем еще морфологически не отличались от своих предшественников. Морфологические показатели трудовой деятельности появились лишь спустя очень большой промежуток времени, накопившись через многие поколения…
Борисковский П.И. Древнейшее прошлое человечества. М., Издательство «Наука», 1980 г., с. 29-30.