Становление современных расовых комплексов

Полинезия – гигантский по площади регион с мизерным количеством суши и малочисленным населением, заселённый последним на планете и минимально повлиявший на судьбы человечества. Тем не менее, ореол романтики дальних странствий, свежесть морского ветра над белоснежными коралловыми пляжами с нависающими над ними кокосовыми пальмами, мелодии укулеле и пластика хула-хула, тоска по земному раю – достаточные причины для написания сотен статей и книг, посвящённых освоению островного мира.

Много споров прогремело по поводу путей заселения Полинезии. Всё же, в настоящее время и пути, и сроки известны довольно точно (глобальные обзоры проблемы: Беллвуд, 1986; Addison et Matisoo-Smith, 2010). В XX веке основными соперницами были гипотезы "северного микронезийского" и "южного меланезийского" путей. Первый предположительно пролегал от восточной Индонезии через Микронезию в западную Полинезию, на Самоа, а оттуда – на прочие архипелаги (классическое изложение: Те Ранги Хироа, 1959). Вещественно эта версия обосновывалась, в частности, типологией рыболовного инвентаря и черешковых тёсел.

Отдельный вопрос, насколько далеко могли заплывать полинезийцы в своих странствиях. Не исключено, что отдельные лодки могли достигать антарктических широт – до появления плавучих льдов, что следует из некоторых устных преданий раротонганцев, в коих упоминаются "белые скалы" (Те Ранги Хироа, 1959). На востоке полинезийцы вполне могли достичь Америки. Свидетельств тому крайне мало и все они не слишком достоверны, но всё же таковые имеются. 

Раньше исследователи избегали предполагать слишком много переселений, исходя из представления о антропологическом, лингвистическом и этнографическом однообразии полинезийцев. Однако, первое, как кажется, несколько преувеличено, второе может быть обусловлено малой численностью переселенцев всё же из одних и тех же исходных мест, а третье "самое разнообразное однообразие" как раз в основном и позволяет реконструировать дополнительные миграции. Наконец, все они зависят от слишком малого времени, прошедшего от начала освоения островов.

Прошлое Полинезии как никакое другое завязано на "роль личности в истории". Не счесть имён "великих предков" и даже названий их лодок, записанных трудолюбивыми этнографами. На весь мир знамениты полинезийские генеалогии, уходящие примерно на тысячу лет назад. Анализ этих генеалогий позволяет определить последовательность освоения конкретных островов и даже спуститься на уровень отдельных семей. Но как раз происхождение всей расы не становится яснее, ибо даже легендарный Мауи – древнейший предок, поминаемый в основании большинства генеалогий, – уже жил в Полинезии.

Краниологические исследования полинезийцев не слишком многочисленны. Всё же описан ряд достаточно представительных серий с разных архипелагов (например: Bonin, 1931; Pietrusewsky, 1969a,b; Thomson, 1915; обзоры данных и выводов: Алексеев, 1974б; Katayama, 1988; Marshall et Snow, 1956; Pietrusewsky, 1971, 1983, 2006).

Внутренняя дифференциация полинезийской расы меньше, чем меланезоидной или среди жителей Микронезии (Howells, 1970), но всё же вполне ощутима. Условно можно выделить тонга-самоанский тип, предположительно имеющий примесь меланезийской расы, центральнополинезийский тип, типичный для большинства архипелагов, гавайский тип, новозеландский тип маори и рапануйский тип жителей острова Пасхи.

Палеоантропологические находки в Океании крайне немногочисленны и чаще фрагментарны, а те, что есть – чаще слабо изучены (Pietrusewsky, 2001). 

Логично сравнить краниологические особенности носителей культуры лапита не только с меланезоидами и полинезийцами, но и индонезийцами. Замечательно, что сходство оказывается едва ли не максимальным в общеокеаническом масштабе, а отличия отдельных находок (например, усиление прогнатизма) идут в направлении меланезоидности. Потомки носителей лапита – полинезийцы – по части признаков занимают промежуточное положение между индонезийцами и меланезоидами, но некоторые черты – например, высота черепа – ставят их резко особняком.