В сухой период пожары на австралийском Севере случаются чуть ли не каждый день, ведь все вокруг сухое, как трут, от малейшей искры разгорается огонь; мгновенно охватывающий обширные площади в несколько сот километров. Для этого не нужно горящей спички или окурка сигареты. Достаточно осколка пивной бутылки, фокусирующего солнечный свет. Огонь быстро распространяется, тем более что некоторые эвкалипты сбрасывают старую кору, которая легко воспламеняется.
Сопряжённая тема: вымирание австралийской мегафауны
Например, в Кадди Спрингс сосуществование аборигенов с мегафауной прослеживается с 35,5 до 30 тысяч лет назад (Field, 2006), учитывая датировки по другим местонахождениям, сосуществование это длилось более десяти тысяч лет. Впрочем, как часто бывает в австралийской археологии, ненарушенность слоёв Кадди Спрингс была поставлена под серьёзное сомнение; очень может быть, древние слои с останками мегафауны перемешаны с культурными артефактами уже европейского присутствия (Gillespie et Brook, 2006). Аналогичные сомнения высказаны в синхронности мегафауны и аборигенов в Лансфилд Свомп: отпечатки на костях гигантских кенгуру и дипротодонов, считавшиеся следами орудий, оказались погрызами сумчатого хищника Thylacoleo (Horton et Wright, 1981). В Спринг Крик в штате Виктория найден зуб дипротодона с регулярными насечками, вероятно, сделанными человеком; слой датирован 19,8 тыс.л.н. (Vanderwal et Fullagar, 1989). На некоторых наскальных рисунках с Арнемленда видны животные, которые могут быть вымершими сейчас в Австралии проехидной, тасманийским дьяволом, сумчатым волком, гигантским короткомордым кенгуру Sthenurus и даже "сумчатым тапиром" Palorchestes (Murray et Chaloupka, 1984). Это может свидетельствовать либо о плейстоценовом возрасте изображений, либо о голоценовом – указанных зверей; впрочем, интерпретация рисунков, сделанных первобытными охотниками на скале неизвестно когда в крайне схематичной манере, да ещё при ограниченности наших знаний об облике вымерших животных, – дело весьма рискованное (Lewis, 1986; Chaloupka et Murray, 1986). Есть палеонтологические данные, хотя и не всегда очень надёжные, что австралийская мегафауна (или, по меньшей мере, её отдельные представители) дотянула до голоценовых времён – в Лайм Спрингс, вероятно, до 6 тыс.л.н. (Jones, 1968; Flannery, 1990). Таким образом, сосуществование людей и австралийской мегафауны само по себе не гарантирует какой-то особой древности. Можно упомянуть лишь, что люди, по всей видимости, стали основной причиной вымирания всех крупных и многих мелких сумчатых: сочетание аридизации климата, охотничьих талантов аборигенов, выжигания ими лесов и беззащитности непуганых зверей не оставили последним никаких шансов (Flannery, 1990).
Выделенная из костей Манго 3 мтДНК оказалась уникальной, не похожей на таковую других людей, вернее, обособившейся раньше всех прочих известных вариантов; крайне резко выделился среди всего человечества голоценовый Коу Свомп 8 (Adcock et al., 2001). На этом основании был сделан вывод о том, что Австралия была заселена особенной группой мигрантов, покинувших Африку задолго до выхода оттуда предков остальных людей планеты; или же австралийцы могут иметь примесь каких-то неафриканских гоминид. Впрочем, интерпретаций может быть множество, большинство других исследователей восприняли эти результаты весьма критически (Colgan, 2001; Groves, 2001; Trueman, 2001), и даже достоверность полученных данных была поставлена под сомнение (Smith et al., 2003). Кроме того, при обсуждении априори принималась датировка Манго 3 в 62 тысячи лет, хотя более достоверна цифра в 40-43 тысячи (Bowler et al., 2003; O'Connell et Allen, 2004).
Как итог: дата заселения Австралии в 42-45 тысяч лет идеально согласуется с данными о появлении сапиенса в других регионах планеты, а главное – с данными по Индонезии и Меланезии.
В любом случае, можно удивляться, что древнейшие датировки сапиенсов в Австралии практически синхронны таковым в Африке, на Ближнем Востоке и Европе.
Где бы ни сформировался современный вид человека, распространялся он с огромной скоростью. Особенно показательно, что до сапиенсов в Австралию проникнуть никому не удалось; очевидно, интеллектуальный уровень предков аборигенов был заметно выше уровня предшествовавших им азиатских палеоантропов, раз позволил соорудить какие-то плавательные средства для пересечения морских проливов, что было недоступно до тех пор. Скорость появления сапиенсов в Юго-Восточной Азии и Австралии, вероятно, объясняется тем, что первоначальный путь расселения из Африки лежал по южному побережью Евразии: с Сомалийского полуострова на юг Аравийского, далее – по побережью Индийского океана через Шри-Ланку в Сунду и Сахул. Миграция, таким образом, была фактически одномерной: впереди лежала незаселённая полоса белоснежного пляжа с пальмами, на котором было много всего вкусного и совсем не было конкурентов, а позади – заваленная "благоухающими" раковинными кучами помойка с истощёнными ресурсами и толпами голодных родственников и соседей. Расселение же вглубь континента – на Ближний Восток, в Европу и Центральную Азию – происходило, по всей вероятности, с б?льшими трудностями: надо было менять привычный уклад жизни, да ещё приспосабливаться к более холодному и резкому северному климату. Такие построения в последнее время находят хорошее подтверждение в исследованиях современной мировой изменчивости мт-ДНК и Y-хромосомы (Оппенгеймер, 2004; Metspalu et al., 2006). Некоторые исследователи проверяют их анализами метрических данных ископаемых черепов и считают, что ближневосточные верхнепалеолитические неоантропы обнаруживают ближайшее сходство с синхронными австрало-азиатскими, но резко отличаются от европейских, имеющих более современного предка (Schillaci, 2008). Гипотетический "северный путь" заселения Азии – через Южную Сибирь к северу от Гималаев и Тибета – не находит обоснований ни в археологических, ни в палеоантропологических, ни в молекулярных исследованиях (Metspalu et al., 2006).